Все не так

Санька действительно была осторожна, и поэтому ее не замели. После праздников грянули проверки, и несколько особо жадных голов полетели. Но ее это не зацепило. Спасли интуиция, осторожность и, в кои-то веки, везение. После проверок пришлось потуже затянуть пояса, но со временем все успокоилось, и Санька потихоньку снова стала крутить небольшие суммы. Другого выхода у нее не было: гонять машины становилось чем дальше, тем невыгоднее, и частенько Димон оставался без заказов, пытаясь заработать извозом. Извоз тоже не всегда спасал: иной раз расходы на бензин превышали прибыль. Одним словом, Санька нечаянно оказалась главной кормилицей. Видимо, почуяв это, приехали мириться Катерина Васильевна с Митричем. Были разные слова из серии «доченька», «мы ж сердцем болеем», «лишь бы вам было хорошо» и т. п. Были трехлитровые банки соленых огурцов, помидоров и квашеной капусты, а также целый рюкзак разнообразного варенья. Санька с Димоном милостиво приняли дары, но переезжать обратно наотрез отказались, равно как пресекли на корню тему о «создании семьи». Они до сих пор были не расписаны, и Димон даже не пытался заводить об этом разговоры, чтобы не ругаться с Санькой и самому не расстраиваться. Сама же Санька находилась при своем мнении. Димону она говорила, что еще не время, надо самим встать на ноги, а подруге Машке жаловалась:

— Не могу, Маш. Ну, живем вместе, ну, привыкли уже друг к другу, притерлись. Но все кажется, что надо подождать, что мое место не с ним. И детей от него иметь не-хо-чу!

— Мне просто парня жалко. Нормальный ведь мужик и к тебе хорошо относится. Вы уже три года вместе. Долго он еще протерпит?

— Знаешь, что удивительно? Всем его жалко. Всем он нравится. Такой добрый, такой душевный. А на самом деле он не такой! Он себе на уме! Мне говорит: я, мол, с родителями общаться не буду, я тебя в обиду не дам, — а сам ездит к матери и меня еще попрекает, если я о них плохо отзываюсь. А как мне о них еще отзываться?

— Да ладно, ладно, ради Бога, — Машка испуганно замахала руками. — Только вот… не он же тебе голову морочит, а ты ему. Поэтому жалко его. И тебя тоже, но его жальче.

— Не люблю я его, Маш. Притерпелась, даже в постели нормально стало, но знаю — не мое. Все думаю: вот-вот должно что-то произойти. Такая иной раз тоска берет. — Санька тяжело вздохнула, потом вдруг мечтательно заулыбалась. — Охранник один в казино все вертится вокруг, приглашает куда-нибудь. Симпатичный.

— Да-а? А ты чего?

— Как я пойду, если Димон за мной каждый раз заезжает? Да и не в этом дело. Все равно бы никуда не пошла. Не смогу я ему изменить. — Она снова тяжело вздохнула.

— Какая разница, если не любишь?

— Большая. Пока я с ним живу — не смогу изменить.

— Так уйди от него, блин!

— Не могу. Жалко.

— Тьфу! Как поговорю с тобой — одна каша в голове.

Еще через год у Саньки начался, с позволения сказать, карьерный рост. Ее пригласили в кассу самого банка. Зарплата там была несоизмеримо больше, чем в обменнике, но о левых деньгах не могло быть и речи. Поначалу Санька наотрез отказалась. Никакая зарплата не сравнится с дивидендами от ее собственных денег, вложенных в валюту. Но в то же время прошел дурной слушок о том, что вот-вот примут закон и все обменники закроют, валюту можно будет менять только в банке и только по предъявлении паспорта. Не то чтобы Санька поверила такой глупости, но немного призадумалась о будущем. Да еще Машка капала на мозги: иди в банк, учись на экономиста, делай что-нибудь. Димон с советами осторожничал. В принципе, он думал как Машка, но время было не очень подходящее, чтобы отказываться от реальных денег в обмен на какие-то перспективы. Лавочка с машинами прикрылась, и он был счастливым безработным, который днем учился дома кулинарному искусству, а вечером пытался подшабашить на еле живом «опельке» (наследнике мирно усопшей раздолбанной «мазды»). Думала Санька отчаянно долго, так что завкассой, толстая и усатая Эльвира Иосифовна, начинала уже нервничать. Тогда Димон сказал: «Соглашайся» — и она согласилась. Димон, в свою очередь, согласился уступить воззваниям своего отца и пошел ментом в ведомственную охрану Колосковского мясокомбината. И тоже не денег ради, а во имя неких туманных перспектив. Митрич пообещал поднять все свои старые связи и помочь сыну поступить в юридический институт. «Отучишься, Митька, кэпа дадут. А кэпа дадут — может, квартирой разживешься. Тока в очередь надо прям щас становиться», — наставлял Митрич.