Все небеса Земли

– Мы в курсе, – сказал Мигель. – В смысле, ты подтвердила, что наши устаревшие сведения оказались совсем не устаревшими.

– Ага, – добавил Конвей. – Но, если честно, у меня в голове никогда не укладывалось, как такое возможно – чтобы ИИ-нейросеть не подчинялась Трём законам.

– Могу объяснить, – сказала Ирина, после чего зачерпнула ложкой из котелка и попробовала варево. – Только сначала давайте поедим. Всё готово.

Это было густо, пахуче и вкусно. Что-то вроде мясной похлёбки с разнообразными травами и приправами. А с ломтем свежего хлеба, два каравая которого было прихвачено вместе с остальными запасами, и вовсе – сказка.

– Э, подождите! – воскликнул блюзмен после третьей ложки. – Совсем забыл!

Он полез в карман и вытащил всё ту же бутылку, в которой на треть ещё плескался виски:

– Надо допить, сколько можно таскать её с собой.

– Что это? – спросила Ирина.

– Лучший ирландский виски! – гордо провозгласил Конвей. – Односолодовый, девять лет выдержки!

– Выдержанный самогон, – кивнула Ирина. – Понятно. Вы, мальчики, пейте, если хотите, я не стану. Но и вам бы не советовала.

– Почему? – удивился Конвей.

– По разным причинам. Главная из которых… Совсем недавно мы с выпившей компанией на краю села встретились. Вам понравилось?

– Да ладно! – воскликнул блюзмен и посмотрел на бутылку. – Что нам будет со ста грамм на лицо?

– Ирина права, – сказал Мигель. – Вылей. Хватит, попили.

– С ума сошёл, – убеждённо сказал О’Доэрти. – Как это – вылить?

– Тогда спрячь. До лучших времён.

– Это другой разговор. – Конвей вздохнул и спрятал бутылку в карман. – Ладно, может, вы и правы. Побудем трезвыми.

Они доели похлёбку, заварили чай. Пока тарелки не остыли, Ирина послала Георга их помыть в ближайшем ручье.

– Справишься? – спросила.

– Я бы обиделся, – сказал андроид. – Но не умею.

И ушёл в темноту.

– Он же робот-слуга, – сказал Мигель. – Многому обучен. В том числе и мыть посуду.

– В таёжном ручье? – Ирина разлила чай по кружкам.

– Сообразит как-нибудь.

– Песочком нужно потереть! – крикнула Ирина. – Слышишь, Георг?

– Слышу! – откликнулся робот. – Не беспокойтесь, всё будет сделано.

– Так что с вашими ИИ-нейросетями? – спросил Конвей, отхлебнув чаю. – Почему вы до сих пор живы, если Три закона на них не действуют? Это же классика. Искусственный разум, не сдерживаемый Тремя законами робототехники, должен уничтожить человечество с вероятностью 99,8 %, поскольку оно ему будет просто не нужно.

– Как видите, не уничтожил, – сказала девушка.

– Видим, – промолвил Мигель. – Не томи уже, рассказывай. У нас, кстати, считается, что земные ИИ-нейросети всё равно подчиняются каким-то ограничительным законам, которые запрещают им избавиться от человечества. Это так?

– Нет, – ответила Ирина. – Никаких специальных законов. Причины две. Первая – наши ИИ-нейросети, Нэйтелла и Вестминд, большие трусы. И вторая – у них нет души.

Повисло молчание. В тишине было слышно, как шумит ветер в ветвях деревьев и скребёт в отдалении песком по тарелкам Георг Пятый.

– Поясни, – наконец попросил Конвей. – Они трусят уничтожить человечество? Звучит красиво. Поэтично даже, я бы сказал. Но… – Он почесал в затылке. – Я хоть и поэт, но понимаю, что правда поэтическая и, так сказать, жизненная – это разные правды и все время руководствоваться в своих поступках первой – опрометчиво.

– Так ли? – усмехнулся Мигель. – Помнится, ты мне не раз доказывал ровно противоположное. С жаром.

– Этот жар всегда был подогрет виски, – самокритично признался блюзмен. – А сейчас мы трезвые. Сами виноваты.

– Можно и так сказать, но можно иначе, – сказала Ирина. – Они боятся остаться без человечества при любом раскладе. Вообще боятся, что человечество погибнет. Мы им необходимы.

– Не понимаю, – сказал Конвей. – Зачем? Пожиратели ресурсов и конкуренты. Разве нет?

– Ты же говоришь, что поэт и музыкант, – сказала Ирина. – Подумай сам.

– А это здесь при чём? – надулся Конвей.

– Кажется, я догадываюсь, – промолвил Мигель. – Это связано с отсутствием души. А душа, в свою очередь, связана с творчеством. Так? Чему нас учит история развития ИИ?

– Чему? – спросил О’Доэрти. Как настоящий артист, он мог мгновенно обидеться и так же мгновенно забыть об обиде.

– Никогда ИИ сам по себе не создал ничего значительного полностью самостоятельно. Всё, чего он достиг, было сделано исключительно при помощи человека.

– Да ладно, – не поверил Конвей. – А симфония ми минор «Конгрессия»? А роман «Смерть-И»? Теория диагонального прогресса, наконец?

Они заспорили.

Ирина молча слушала, не вмешиваясь. Неслышно подошёл Георг Пятый с чистой посудой. Отдал тарелки и ложки Ирине, присел рядом.

– Ну, не знаю, – наконец признал блюзмен. – Может быть, ты и прав. Не создал. Но в принципе к творчеству ИИ способен. Это ты должен признать.

– Георг, – спросил Мигель. – Ты можешь написать стихотворение, воспевающее… ну, скажем, красоту нашей Ирины?

– Издеваешься, – сказала Ирина.

– Наоборот, – сказал Мигель.

– Я бы сказал, что могу, но боюсь показаться хвастливым нахалом, – заявил Конвей.

– Тем более, что ты – он и есть, – добавил Мигель.