Все небеса Земли

Марина посадила глайдер мастерски – на перекрёсток двух улиц, неподалёку от дома старосты. Поскольку сажать машину на площадку возле склада, где они брали оружие и снаряжение, было совсем неразумно – как раз склад и горел. Да так, что было сразу ясно – потушить его нет никакой возможности, и скоро от здания со всем содержимым останется лишь углеритовый каркас.

– А я предупреждала, что система автоматического пожаротушения на складе ни к чёрту, – сказала Ирина, когда глайдер скользнул над пожаром и устремился к перекрёстку. – Но кто меня послушает?

– Боюсь, пожар на складе не самое плохое, что нас ждёт, – Мигель старался говорить спокойно, но получалось не очень – он всем сердцем чувствовал беду. – Приготовить оружие. Глайдер покидаем по моей команде.

– Есть, командир, – Конвей послал патрон в ствол, щёлкнул предохранителем и приник к иллюминатору, выискивая признаки малейшего движения снаружи.

В молчании прошло около двух минут. Снаружи ничего не менялось. Пустые улицы, пустой перекрёсток, дым от горящего склада. Всё.

– Выходим, – наконец скомандовал Мигель. – Георг, ты остаёшься здесь. Твоя задача – охрана Марины и глайдера. Они должны остаться целыми и невредимыми любой ценой. Особенно Марина.

– Э! – воскликнула Марина. – Мы так не договаривались! Это моя деревня!

– Ты наш пилот, – сказал Мигель. – Этот глайдер – наше единственное транспортное средство на сегодня. Если мы его потеряем… Неужели такие простейшие вещи нужно объяснять? К тому же у вас с сестрой телепатическая связь. Если что случится – здесь или с нами, все мгновенно узнают. И смогут быстро прийти на помощь. Или мы к вам, или вы с Георгом к нам. Давайте только уточним на всякий случай. Насчёт телепатической связи вы нам голову не морочите?

– Чистая правда, – сказала Ирина. – С близнецами такое бывает. Она всегда была, а когда наши родители погибли, ещё усилилась. Это не аналог разговора по телефону, мы не читаем напрямую мысли друг друга. Но чувствуем, когда кому-то из нас плохо. И слышим зов о помощи.

– Не знал про родителей, – пробормотал Мигель. – Мои соболезнования.

– И мои, – добавил Конвей. – А что случилось?

– Спасибо, – откликнулась Марина. – Это случилось четыре года назад. Уже не так больно.

– Они утонули, – сказала Ирина напряжённым голосом. – Лодка перевернулась… Конец ноября, вода холодная. Глупая какая-то смерть. Оба отлично плавали…

– Не надо, сестрица, – промолвила Марина.

– Да, ты права, извини.

Ирина замолчала. Марина поднялась с пилотского кресла, вытащила из креплений карабин, проверила магазин, передёрнула затвор, поставила оружие на предохранитель.

– Идите. Мы с Георгом посторожим. Да, Георг? – она с нарочитой бодростью хлопнула андроида по плечу.

– Да, – подтвердил робот. – Как приказано.

Настороженно, с оружием, снятым с предохранителей, прикрывая друг друга, Мигель, Ирина и Конвей покинули глайдер и двинулись к дому старосты Климченко Константина Савватиевича. Кроме отдалённого треска и гудения пламени, ничто не нарушало тишину.

И никто.

Ни единой живой души в поле зрения. А, нет. Вон в конце улицы мелькнула кошка. Стремительно пересекла открытое пространство и скрылась за углом. И снова – никого. Даже птиц не слышно.

– Не нравится мне это, – тихо сказала Ирина. – Совсем.

Она шла, словно скользя, мягко переносила вес тела с пятки на носок; карабин прирос к плечу; прозрачные зелёные глаза потемнели, приобретя какой-то грозовой оттенок; губы сжались, утратив призывную сексуальную полноту и нежность. Между соболиными бровями пролегли две резкие морщины.

«Надо же, теперь она стала ещё красивее, – подумал Мигель. – И желаннее. Женщина-воин. Способная стать рядом плечом к плечу и сражаться наравне с мужчиной. Так что, значит, именно такая тебе нужна?»

Ответ на этот вопрос пришлось отложить – они прошли через распахнутые ворота дома. И тут же увидели на крыльце старосту. Константин Савватиевич лежал ничком, раскинув руки. Рядом с правой – карабин. Голова мокнет в луже тёмной крови. Кровь широко разлилась по крыльцу, обильно стекла вниз на ступеньки, попала на только-только пробившуюся траву, окрасив её в тёмно-бурый цвет поверх свежей яркой зелени. Там же, на крыльце, и рядом на земле валялись пустые гильзы.

Староста дрался насмерть. И принял смерть на пороге родного дома, защищая его.

То, что Константин Савватиевич мёртв, было видно сразу. Живые, пусть и сильно раненные, потерявшие сознание и много крови, выглядят иначе. Но Мигель всё же поднялся на крыльцо, перешёл в форс и пощупал пульс.

Нет надежды. Хоть с форс-режимом, хоть как угодно. Пожалуй, и реанимационная камера класса «Воскреситель», способная оживить мёртвого через двенадцать минут после остановки сердца, не помогла бы. Разве что сам Христос, но Он когда-нибудь воскресит всех, и это случится явно не сегодня.

Мигель убрал руку с мертвого тела, выпрямился и перекрестился.

– Царствие Небесное Константину Савватиевичу, – сказал он. – Ему мы уже не поможем.

– Суки, – голос Ирины охрип, как всегда в минуты волнения. – Какие же суки… Он был добрейший человек. За что?