Все об Испании

Загадка для обывателя: никто не работает, а все живут. Автобаны не хуже немецких, и по ним ездят отечественные машины (Испания – третий в Европе производитель автомобилей), дома богатые, в кафе и ресторанах битком, на вокзалах чисто… Возмутительное благосостояние при сравнительной дешевизне должно лучше всего агитировать за капитализм, убеждая всех левых в необходимости потерпеть несправедливое настоящее ради светлого грядущего, отнюдь не эфемерного и не иллюзорного. Мол, невидимая рука Адама Смита сама вспашет, замесит и подметет. Как Швейцария двести лет назад была нищим краем, так Испания с Ирландией, славящиеся скажем так, беспечностью, умудрились присоединиться к буржуазному консьюмеристскому раю. Но кое-кто не спешит вдохновляться капитализмом, а предпочитает мечтать, чтобы у соседа сдохла корова. У позапрошлогоднего теракта марокканцев в испанских электричках есть отчетливый подтекст хорошо нам понятной зависти жлоба к чужому благополучию. Скоростные поезда, обычные теперь по всей Европе, должны будить у хама ненависть своим удобством, тишиной и точностью: ишь, как они тут устроились, а ведь такие же, как мы. Давай-ка подпустим им «красного петуха»! Словом, испанские электрички стали аналогом американских небоскребов, только уложенные горизонтально. К тому же для арабских фундаменталистов дополнительный вызов состоит именно во внешнем сходстве себя с богатым соседом. Оборванцы еще готовы воспринимать комфорт как награду за трудолюбие. Поэтому, скажем, пряничные домики Германии вызывают у них меньшую ненависть. Немец, как известно, вкалывает с утра до вечера, считает секунды и пфеннинги (теперь уже центы), ему положено. А этим-то за что?

Очевидно, есть за что. Например, за верность. Они любят своего Бога. Не случайно, кажется, самые истовые богомольцы сосредоточены по краям ойкумены, где иноверцы ближе всего, а память о собственной, так сказать, «дикости» свежее. Испанцы, подобно полякам, до сих пор, кажется, несут в себе былой жар богословских диспутов, переходящих в резню, и месса для них не дежурный ритуал. Они нелегко отрекаются от убеждений, и тут надо заметить, что пресловутое гражданское «примирение» спустя полвека после войны – миф, который очень хотелось бы осуществить политической элите, только он наталкивается на упорное нежелание уже потомков тех, кто сражался в разных лагерях, протянуть друг другу руки. Например, когда внучка республиканца хочет выйти замуж за внука фалангиста, нередки семейные драмы. Они ревнивы, и дон Хозе (хотя он не испанец, а баск, влюбившийся в цыганку, и плод фантазии француза) – очень даже местный персонаж. Впрочем, как и знаменитый дон Хуан, он же дон Жуан во французской транскрипции.

Они любят свое вино, и с настоящим хересом Мансанилья (в переводе «ромашка» – тем самым, который оперная Кармен предлагала распить оперному Хозе на окраине Севильи) в этой области человеческой деятельности мало что может сравниться. Они любят свой хамон. Хамон – это ветчина, провялившаяся до стеклянной прозрачности и в таком состоянии способная соперничать со знаменитой пармской. В общем-то испанскую кухню сложно признать особо изысканной. Вкусной – пожалуй, но паэлья с морепродуктами – штука скорее сытная, чем утонченная, а прославленное жаркое из бычьих хвостов мне вовсе показалось недоразумением.

Они любят свое фламенко, которое действительно заимствовано у цыган (это вам не квазицыганские «Очи черные», написанные стопроцентным украинцем Гребинкой). Они любят своих Сервантеса и Лопе де Вегу, Веласкеса и Эль Греко, Гойю и Пикассо, Миро и Дали, Буньюэля и даже Альмодовара, хотя эти все больше про грех (но где, как не в католической Испании понятие греха все еще сохраняет свою исконную актуальность?). Очень любят «Барсу» и мадридский «Реал». Безусловно любят короля Хуана Карлоса. Любят свою историю – целиком, без изъятий. Они пережили пассионарную бедность (Изабелла Кастильская заложила в ломбард свою корону, чтобы снарядить экспедицию Колумба), пережили богатство и мировое могущество (от Калифорнии до Чили, от Нидерландов до Филиппин), пережили сочувствие всего мира и пришедшее на смену равнодушие времен франкистского застоя.

Но они сумели заразить своей любовью остальные полмира, которые не говорят на их языке. У нас Испания давно перестала быть самой модной страной, ею не бредят сумасшедшие в своих записках, о «Желании быть испанцем» не слагают стихов, подобно Козьме Пруткову. Теперь это место, куда едут по путевке на две недели или где покупают виллы с видом на Средиземное море, это кому что по карману. То есть место не истории, а географии, точнее даже – топографии. Место отдыха, а для кого-то из наших соотечественников и работы. В любом случае, «конец истории» надо заслужить, и чем пышнее она была, тем сложнее. Но оно того стоит. Ибо история хороша для подвигов, а не для того, чтобы жить и растить детей. Кстати, об испанских детях забыл сказать: очень красивые. Еще бы, с такой замысловатой генетикой!

Юрий Макаров

Введение