Такие длинные пальцы, это невозможно было не заметить, такие легкие прикосновения… Прикосновения, которые она помнила на своей коже. Прикосновения, которые Тина часто представляла, когда не могла уснуть и чувствовала болезненное одиночество…
— Твоя мама очень красивая женщина, Валентина. Тебя не раздражает, что я говорю это?
Тина заморгала, пытаясь ухватить нить разговора, и подняла голову, когда он подошел ближе.
— А должно раздражать?
— Я не знаю. Ты не думаешь, что я мог бы переспать с Лили? Может быть, я уже спал с ней? — Лука остановился перед Тиной и улыбнулся: — Это тебя беспокоит?
— Даже знать не хочу! Мне все равно! Меня не касается, с кем ты спишь.
— Конечно не касается. И, конечно, Лили очень красивая женщина. Хотя по сравнению с тобой…
Лука коснулся пальцами ее лба, погладил непослушные пряди волос. Тина ахнула, дрожа от прикосновений и думая: она должна остановить его, должна отойти. Но Лука сам отошел от нее, опустив руку. Тина заморгала, немного ошеломленная, чувствуя, как будто уступила ему.
— Ты сказал маме, что мы старые друзья.
Он пожал плечами и сел в кресло из красного бархата.
— А разве нет?
— Мы никогда не были друзьями!
— Ну же, Валентина… — Лука произнес ее имя так, будто снова погладил бархатной перчаткой. — Конечно, учитывая то, что между нами было…
— У нас нет ничего общего! Мы провели одну ночь вместе, одну ночь, о которой я жалею до сих пор. И не только из-за того, что ты сказал, когда мы расставались.
— Я не помню, чтобы эта ночь была такой неприятной.
— Возможно, ты вспомнил другую ночь? С другой женщиной? Уверена, их было много, так много, что тебе легко запутаться в воспоминаниях. Но я не сбита с толку. Ты не мой друг. Ты вообще мне никто. Никогда не был кем-то для меня и никогда не будешь.
Вот сейчас Лука уйдет. Поймет, что между ними больше ничего нет, и уйдет. Но он лишь подтянул длинные ноги и удобнее уселся в кресле.
— Когда твоя мать впервые пришла ко мне за кредитом, — сказал он голосом, который заставил ее обратить внимание на каждый слог, — я собирался ей отказать. У меня не было никакого намерения давать Лили деньги.
Тина ничего не сказала. Она чувствовала: не было никакого смысла спрашивать, почему он изменил свое решение. Лука все равно ей скажет, даже если она не захочет знать.
— Я схожу посмотрю, как там кофе, — сказала Тина, делая шаг к лестнице.
— Нет, — ответил Лука, преградив ей выход в одно движение, и заставил ее удивиться, как такой большой мужчина мог двигаться так грациозно. — Кофе подождет, пока я не закончу. Пока ты не дослушаешь.
Тина посмотрела на него. Черты его лица были так красивы и так жестки одновременно… И только через минуту до нее дошло — Лука изучает ее так же внимательно, как и она его.
— У меня не было желания одалживать эти деньги твоей матери, — продолжил Лука. — Но потом я вспомнил одну длинную ночь в номере с камином, с коврами на полу и перьевым одеялом, согревающим широкую кровать. Вспомнил девушку с кожей цвета сливок, с янтарными глазами и золотыми волосами, которая оставила меня слишком быстро, весьма рассерженная.
Тина уже не сдерживалась:
— Ты даешь маме денег, чтобы отомстить мне? Потому что я ударила тебя? В таком случае ты в самом деле сошел с ума!
— Ты права. Но не совсем. В кредитовании твоей матери я увидел возможность вернуть дом Эдуардо, прежде чем он рухнул бы в канал. Я был должен сделать это для Эдуардо, несмотря на то что не хотел иметь ничего общего с его женой. Но это была не единственная причина. Я также хотел дать тебе второй шанс.
— Шанс ударить тебя снова? Звучит так заманчиво… — Сейчас Тина с удовольствием ударила бы что-нибудь. Почему бы не его самодовольное лицо?
Он рассмеялся:
— Некоторые говорят: жизнь банкира скучна. Дни заполнены бесконечными встречами и разговорами о корпоративных финансах и о процентной марже. Но это не обязательно так. Иногда жизнь банкира может приносить пользу.
— Слушай, меня не волнует, как ты коротаешь часы, я действительно не хочу знать! Перестань мне это рассказывать!
— Тогда ты более эгоистична, чем я думал. — Голос Луки стал серьезным. — У твоей матери огромные финансовые проблемы. Она может потерять палаццо. Вернее, она потеряет палаццо. Тебе все равно, что твоя мать может стать бездомной?
— Это будет на твоей совести, а не на моей. Не я угрожаю выгнать ее.
— И все же ее еще можно спасти.
— Как? У меня нет тех сумм, которые мама должна тебе.
— Кто сказал, что мне нужны от тебя деньги?
В его голосе звучала пугающая нотка, заставившая задуматься, какую именно валюту он имеет в виду. Но нет, он же не…
— У меня нет ничего, что могло бы заинтересовать банкира и убедить его простить долг.