Все оттенки черного

Собственно, никакого продолжения расследования дела о самоубийстве Михаила Ачкасова так и не получилось. Судмедэксперт поставил в этом происшествии жирную точку. Приехавший из Москвы компаньон Ачкасова по бизнесу, отрекомендовавшийся также и его ближайшим другом, забрал тело из морга и договорился насчет похорон. Он действовал, по его словам, «исполняя волю безутешной вдовы». А на вопросы следователя он отвечать наотрез отказался.

Бедняжка-вдова — Елена Львовна Ачкасова — стала за эти дни в Старо-Павловске самой популярной личностью. Многие «первые лица города» в эти дни навещали ее, высказывали ей соболезнования, а заодно и… Вопрос «ПОЧЕМУ ОН ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ?» по-прежнему волновал всех. И языки мололи без устали.

С точки зрения процессуальных формальностей, «опрос» вдовы следователю прокуратуры был не нужен: дело не возбуждалось, все закончилось на уровне прокурорской проверки, и происшествие автоматически перешло в разряд несчастных случаев, от которых, увы, никто не застрахован. Однако на том, что разговор с вдовой все же должен состояться, причем незамедлительно, с редкой настойчивостью настаивал именно следователь.

Вечером, по возвращении из морга, когда Колосов уже собрался возвращаться в главк, Караулов вдруг отвел его в сторонку, цепко ухватил за рукав куртки, и…

— Что же это такое получается, Никита Михайлович? Так вот мы все это и оставим, да?

Колосов прикинул возраст Караулова — годика двадцать три, только-только пацан с институтской скамьи. Его однокашники сейчас в адвокатуру, в нотариат, в фирмы по продаже недвижимости косяками прут денежку зашибать. И этот, видишь ли, «яко недреманное око» тут в районе. На бюджетных хлебах — едва-едва только чтоб ноги не протянуть. Идейный, что ли, по молодости? Да нет, скорее просто мальчик без блата, без сильной руки. А может, и просто — банальнейший неудачник.

— Вам, — секунду он мучительно вспоминал имя-отчество «сосульки», как продолжал именовать про себя прокурорского, — э… Юрий… Юрий Алексеевич, вам что, собственно, от меня… Что ваш непосредственный начальник — прокурор по этому поводу сказал?

— Чтоб я не усложнял, раз экспертиза дала такое заключение… Чтобы текущими делами занимался, в общем… Переключился…

— Ну, и что же мешает переключиться?

— Но я… Никита Михайлович, ведь только час назад, там, в морге, вы были согласны со мной, точнее, абсолютно не согласны, что это дело всего лишь… — Караулов окончательно запутался. И покраснел с досады.

— Короче, Юрий Алексеевич, что ты от меня-то хочешь?

— Мы обязаны поговорить с вдовой Ачкасова! — «Сосулька еще пуще зарделся то ли от колосовского полушутливого, полупренебрежительного тона, то ли от собственного упрямства.

— Смысл?

— Вам ведь тоже это интересно, Никита Михалыч!

— Интересно? — Колосов хмыкнул. — Вы считаете, что мне… интересно? Что?

— Что с некоторых пор такое творится в нашем городе. Произошло, произойдет — ну, не знаю! Я еще там, в парке у карусели, как на вас взглянул, сразу это понял.

Колосов усмехнулся. Прокурорский начинал его забавлять. Какой настырный мальчик! Прежде Колосов испытывал сильное недоверие и выказывал большую осторожность в общении с представителями этой конторы. На это имелись кой-какие причины. Но этот вчерашний студиозус…

— Ты за Полунина до сих пор переживаешь? — помолчав, спросил Колосов.

— Он был… Да вы знаете, какой он был человек!

— Он тебя на работу брал?

— Да, точнее… Я тут практику проходил в прокуратуре, он куратором моим был, а потом… Не мог он так вот ребенка своего, жену ни с того ни с сего расстрелять. Это же дикость просто. И потом себя тоже… И этот тоже, Ачкасов… Это же не случайность, не может все это быть случайностью! Не бывает такого в жизни!

Всего несколько часов назад, там, на поляне за каруселью, Колосов был железно уверен, что непременно встретится с вдовой самоубийцы. А теперь ему было как-то чудно: этот мальчишка с таким жаром уговаривает его сделать то, что он хотел и сам. Откуда такая апатия? Отчего наши чувства и намерения подвержены таким необъяснимым и мгновенным метаморфозам?

Метаморфоза чувств. Именно об этом он думал, наблюдая, как ОНА, сидя в гостиной своего дома, как ни в чем не бывало красит алым лаком ногти. Она даже не надела траура. На похороны своего мужа-самоубийцы Елена Львовна Ачкасова собиралась идти в элегантном сером костюме-букле. А может, она и совсем туда не собиралась?

Вопрос, заданный «безутешной вдове» следователем Кара-уловым, показался Колосову чуть ли не по-детски наивным:

— Елена Львовна, что все-таки произошло с вашим мужем? Почему он…

Колосов вспомнил впоследствии всю эту «картинку». Их приход в дом самоубийцы. Просторные, залитые солнцем комнаты новенького еврокоттеджа казались полупустыми не от недостатка мебели, а от тишины, в них царящей. Открыла входную дверь на их звонок с парадного какая-то молчаливая изможденная женщина в черном — видимо, домработница Ачкасовых. В холле-прихожей было полно траурных венков с лентами. Огромные букеты роз, гладиолусов, хризантем, лилий, гвоздик и георгинов лежали на ящике для обуви и на креслах.