Все предельно

Думаю, что именно созерцание этих кровавых слез вдруг придало мне сил. Ноги ожили. Я вскочил, как чертик из шкатулки, и, не выпуская из рук бамбуковую удочку, бросился бежать вверх по склону, продираясь сквозь заросли кустарника, время от времени хватаясь свободной рукой за траву и ветки, чтоб, не дай Бог, не споткнуться и как можно быстрее преодолеть подъем.

Он издал сдавленный разъяренный возглас — звук, который может издать человек с набитым ртом. Забравшись на гребень склона, я обернулся, чтобы взглянуть на него. Он бросился за мной вдогонку, полы черного пиджака раздувались на ветру, вспыхивала на солнце золотая цепочка от карманных часов. Изо рта все еще торчал рыбий хвост, и до меня доносился запах жареной форели — все остальное успело сгореть в пламени его ненасытной глотки.

Он догонял меня, тянул длинные руки с когтями, и я помчался по гребню горы, как ветер. Пробежав ярдов сто, вдруг снова обрел голос и закричал — от ужаса в основном, но в этом крике слышалась скорбь по моей несчастной красивой, так нелепо погибшей маме.

Он не отставал. Я слышал за спиной треск и шорох ломающихся веток и топот, но не осмеливался обернуться. Мчался, опустив голову, чтобы не оступиться, видел перед собой лишь кусты, кочки и траву и бежал что есть духу. Каждую секунду ждал, что вот-вот в плечо мне вопьется его когтистая лапа, и тогда я неминуемо окажусь в его смертельно жарких и душных объятиях.

Но этого не случилось. Через некоторое время — не могу точно сказать, сколько именно прошло времени, пять минут, десять, но они показались мне вечностью — я увидел сквозь листву деревянный мостик. Все еще продолжая вопить низким, осипшим от ужаса, каким-то булькающим голосом, я бросился вниз по склону, к ручью.

Где-то на середине пути поскользнулся, упал на колени и обернулся. Человек в черном костюме почти настиг меня. Я отчетливо видел его искаженное яростью и вожделением бледное лицо. Щеки забрызганы кровавыми слезами, акулья пасть ощерена.

— Рыбачек! — рявкнул он и принялся спускаться к берегу следом. А потом протянул длинную лапу и вцепился мне в ногу. Сам не понимаю как, но мне удалось вырваться. А потом я метнул в него удочкой. Он перехватил ее на лету, но тут ноги у него запутались в высокой траве, и он рухнул на колени. Я не стал ждать, что произойдет с ним дальше, развернулся и помчался к мосту. Бежал, скользя на склоне на каждом шагу, и едва не скатился в воду, но в последний момент успел ухватиться за одну из деревянных опор, тянущихся по всей длине под мостом, и спасся.

— Не убегай, куда же ты, рыбачек? — окликнул меня он. Похоже, он был в ярости, но в то же время в голосе проскальзывали насмешливые нотки. — Чтоб я наелся досыта, нужно нечто покрупнее, чем какая-то жалкая форель!

— Оставьте меня в покое! — крикнул я в ответ. Ухватился за перекладину и, неуклюже перевалившись через нее, оказался на мостике. При этом занозил ладони и так сильно стукнулся головой о дощатый настил, что прямо искры из глаз посыпались. Тут же перекатился на живот и пополз прочь. На ноги поднялся, уже когда дополз почти до конца моста, споткнулся, потом вошел в ритм и пустился наутек. Бежал, как могут бегать только девятилетние мальчишки, мчался как ветер. Казалось, ноги касаются земли лишь на третий или четвертый раз, а может, так оно и было. Все остальное время я словно плыл в воздухе. Нашел лесную дорогу, побежал по правой колее, бежал до тех пор, пока в висках не застучали молоточки, бежал, пока глаза не начали вылезать из орбит, бежал, пока не закололо в левом боку, под ребрами, бежал до тех пор, пока не почувствовал во рту металлический привкус крови. И когда уже больше не было сил бежать, перешел на шаг, потом и вовсе остановился и, хрипя и отдуваясь, точно загнанная лошадь, обернулся через плечо. Я был просто убежден, что увижу его за спиной. Увижу, как он стоит на лесной дороге в своем пижонском черном костюме, на животе поблескивает золотая цепочка от часов, а прическа аккуратная, ни одного выбившегося волоска.

Но там никого не было. Он исчез. Дорога, тянувшаяся до Кэстл Стрим между высокими колоннообразными стволами сосен и зелеными мхами, была пуста. И, однако же, я чувствовал: он где-то здесь, рядом, укрылся в лесу, следит за мной, не сводит жутких огненных глаз, пахнет горелыми спичками и жареной рыбой.