Все равно будет май

— Раз хотите… — согласился Хворостов. — Тоже о нас. Так и называется: «Кирпичи».

— Хорошо! — одобрил Петрович. — Тематика рабочая. Кто о нас напишет, как не свой же брат трудяга. Душу рабочего человека надо знать, а не просто чирикать, как воробьи на базарной площади.

Теперь Алексей читал по бумажке, — видно, и впрямь только написал. Прежней напевности не было, но получалось, пожалуй, еще лучше:

Нашу яму все зовут зароем!Каждый день с семи до четырехГлины пласт лопатами мы роем,Что змеею вкруг завода лег.К полудню крутые наши спиныСолнце лапой гладит горячо.Солнце кажется нам слепленным из глиныКрасным обожженным кирпичом.

— Здорово! — не выдержал Сергей Полуяров, влюбленно глядя на друга. — Такие стихи и в Москве напечатают.

Ободренный похвалой, Алексей принялся читать с еще большим чувством:

Рукавом, засученным по локоть,Вытри лоб, где пота села сыпь,

И опять спокойно, не с наскокаВагонетку полную насыпь.Мышцы крепки, и движенья метки,Знают руки, что такое труд.И без перерыва вагонеткиТушами раздутыми ползут.

— От дает! — вставил свое слово и Назар Шугаев. — Как Демьян Бедный!

Алексей продолжал:

Там у пресса глину рвут на частиИ, вдобавок посолив песком,В зев зубастой, чавкающей пастиШлепают за комом ком.В трех шагах от нашего зароя,Где был раньше свален сор и лом,Плотники и каменщики строятНовый окноглазый дом.

— Стоп, машина! — рявкнул Карайбог. — Где ты дом увидел?

— Будет дом! — горячо вступился за друга Полуяров. — Не в этом году, так в будущем. Построят! Надо вперед смотреть. Читай дальше, Алексей!

И Хворостов читал:

Дни идут. Свою простую дань имМы несем, движенья заучив.Для растущих вкруг завода зданийМы приготовляем кирпичи.Где пустырь был кинутый и голый,Где не слышно было голосов,Там теперь постройки шум веселыйПокрывает высоту лесов.Пусть ноябрь багрец листвы полощет,День придет, как долгожданный друг,Мы получим новую жилплощадьС окнами высокими на юг.

На руках тогда качая сына,В песне расскажу ему о том,Как с песком замешанная глинаПревратилась в этот новый дом.

Назар и тот разволновался, что с ним редко бывало:

— Сильно! Ей-ей, не хуже Демьяна Бедного! Талант у тебя, Лешка!

Петрович поддержал:

— Только в землю не зарывай!

— Вернее сказать — в глину! — уточнил Карайбог.

7

Прошло всего несколько дней после литературного утренника, как на зарой явился Семен Карайбог в мрачнейшем настроении, словно после пасхального перепоя.

— Ты что, яп-понский бог, сочиняешь? — с ходу набросился он на Хворостова. — На кого клепаешь?

Оробевший Алексей залепетал нечто невразумительное. Даже мерин Чемберлен прижал уши: как бы не огрели лопатой под горячую руку.

— Полюбуйтесь, что сочиняет новый Демьян Бедный! — Карайбог вытащил из кармана помятую газету. — По своим товарищам бьет.

В газете на четвертой странице под рубрикой «Маленький фельетон» были напечатаны стихи рабкора Алексея Хворостова под названием «Тетя Мотя».

— Что такое? — заинтересовался Петрович.

— Давайте я прочту! — поспешно предложил свои услуги Сергей. Семен с подозрением посмотрел на Полуярова, но газету дал:

— Читай!

В фельетоне говорилось о том, что против проходной кирпичного завода живет некая шинкарка тетя Мотя, тайно торгующая самогоном. В дни получек к ней тянутся рабочие. И Сергей Полуяров прочел со смаком:

У шинкарки тети МотиСамогон достать легко.И живет она напротив,Ну, совсем недалеко.Там и пиво, там и водка,Закружится голова.И сама она красотка,Расторопная вдова.На работе лица хмуры,Вниз опущены усы,Разговоры, перекуры,Кое-как идут часы.

Красочно описал автор сам процесс возлияний: