Все романы в одном томе

– Зажги лампу. Что за радость сидеть в потемках, – попросила она. – Без света здесь как-то уж больно мрачно.

Превозмогая усталость, он поднялся и исполнил просьбу; серые просветы оконных стекол исчезли. Энтони потянулся. За последнее время он отяжелел, над ремнем нависал дряблый живот, все тело раздалось и обрюзгло. Энтони исполнилось тридцать два года, а его разум превратился в беспорядочное нагромождение наводящих уныние руин.

– Хочешь выпить, Мюриэл?

– Нет уж, уволь. Я с этим покончила. А чем ты сейчас занимаешься, Энтони? – поинтересовалась гостья.

– Ну, все время отнимает судебный процесс, – безразличным голосом откликнулся он. – Дело передали в апелляционный суд – к осени все должно решиться в ту или иную сторону. Возникли возражения по поводу полномочий апелляционного суда рассматривать подобные случаи.

Мюриэл, склонив голову набок, прищелкнула языком.

– Подумать только! Никогда не слышала, чтобы судебное разбирательство тянулось так долго.

– Так происходит со всеми делами по завещаниям, – бесцветным голосом пояснил Энтони. – Говорят, только в редких случаях на них уходит меньше четырех-пяти лет.

– О Господи! – Тут Мюриэл отважно поменяла курс: – А почему тебе не устроиться на работу, лодырь!

– Куда? – спросил в лоб Энтони.

– Да куда угодно. Ты ведь еще молод.

– Если это комплимент, весьма признателен, – сухо откликнулся он и неожиданно скучающим голосом добавил: – Неужели тебя и правда беспокоит мое нежелание работать?

– Меня – нисколько, а вот многих людей, которые утверждают, что…

– Господи! – горестно воскликнул Энтони. – Похоже, за три года не слышал в свой адрес ничего, кроме диких выдумок и глупых наставлений, якобы преследующих благую цель. Надоело! Если не желаете с нами знаться, оставьте в покое. Я же не обременяю своей персоной так называемых бывших друзей. И не нуждаюсь ни в благотворительных визитах, ни в критических замечаниях под видом дружеского совета. – Секунду помолчав, он заговорил извиняющимся тоном: – Прости, Мюриэл, но правда, не стоит корчить из себя благодетельницу, добровольно вызвавшуюся поработать в трущобах, даже если пришла в гости к «низам среднего класса». – Энтони с упреком посмотрел на нее покрасневшими глазами – глазами, которые некогда поражали бездонной, ничем не замутненной синевой, а теперь выглядели измученными и подслеповатыми, вконец испорченными чтением в пьяном виде.

– Разве можно говорить такие ужасные вещи? – возмутилась Мюриэл. – Тебя послушать, так получается, вы с Глорией принадлежите к низшему классу.

– А к чему притворяться, что мы к нему не имеем отношения? Ненавижу людей, строящих из себя утонченных аристократов, когда они не способны создать даже видимость и соблюсти внешние приличия.

– По-твоему, чтобы считаться аристократом, надо непременно иметь деньги?

Ну, Мюриэл… перетрусившая демократка!

– Разумеется. Аристократизм – это лишь признание факта, что определенные черты, которые свидетельствуют о благородстве, к примеру, мужество, честь, красота и тому подобное, развиваются наилучшим образом в благоприятных условиях, где их не уродуют невежество и нужда.

Мюриэл, закусив нижнюю губу, качала из стороны в сторону головой.

– А я скажу, что если ты из хорошей семьи, то на всю жизнь останешься славным человеком. В этом-то и заключается ваша с Глорией беда. Решили, если сейчас дела не слишком хороши, старые друзья стараются избежать общения с вами. Вы чересчур обидчивые…

– На самом деле, – перебил Энтони, – ты ведь ничего не знаешь. Для меня это вопрос гордости, а Глория в кои-то веки проявила достаточно благоразумия, согласившись не появляться там, где нас не хотят видеть. А люди не желают с нами общаться. Мы прямо-таки идеальный образец, недостойный подражания.

– Чепуха! И не пытайся омрачить пессимизмом солнечную террасу. Думаю, следует выбросить из головы все нездоровые мысли и пойти работать.

– Вот я весь перед тобой, мне тридцать два года. Предположим, я найду место в какой-нибудь идиотской конторе и, возможно, через два года стану получать пятьдесят долларов в неделю. Если повезет и я вообще сумею найти работу. Ведь кругом полно безработных. Ладно, допустим, мне дадут пятьдесят долларов в неделю. Неужели думаешь, это сделает меня счастливее? Действительно веришь, что я смогу выдержать такую жизнь, если не получу дедовское наследство?

Мюриэл любезно улыбнулась.

– Ну, – заметила она, – возможно, это и умно, только полностью лишено здравого смысла.

Вскоре появилась Глория, и вместе с ней в комнату словно вошло темное облако неясной грусти. Она обрадовалась, увидев Мюриэл, но воли чувствам не дала, а Энтони лишь небрежно бросила «Привет!».

– Мы вот с твоим мужем занимаемся обсуждением философских вопросов, – сообщила неугомонная мисс Кейн.

– Затронули ряд фундаментальных понятий, – пояснил Энтони со слабой улыбкой, от которой чуть дрогнули щеки, казавшиеся еще бледнее под двухдневной щетиной.

Не замечая его иронии, Мюриэл изложила предмет спора, после чего Глория с невозмутимым видом ответила: