Все романы в одном томе

Опьянение приносило облегчение и придавало всему вокруг неописуемый глянец, как воспоминания о мимолетных, давно угасших вечерах. После нескольких коктейлей с виски здание «Буш терминал» приобретало магическое сияние сказок «Тысячи и одной ночи», а его роскошный шпиль сверкал золотом на фоне недосягаемых небес. И даже грубовато-пошлая Уолл-стрит снова символизировала торжество золота. Пышное, полное смысла зрелище. Именно здесь великие короли бизнеса хранят свои деньги для грядущих войн.

Плоды юности или ягоды на виноградной лозе, мимолетное волшебство краткого перехода из тьмы во тьму – древняя иллюзия, что правда и красота неведомым образом переплетаются между собой.

Однажды вечером, стоя у ресторана «Дельмонико», Энтони закурил сигарету и тут заметил два двухколесных экипажа, подъехавших к самому бордюру в ожидании подвыпивших клиентов. Экипажи были старыми и изношенными: лакированная кожа сморщилась, как лицо старика, а подушки вытерлись до коричневато-лилового оттенка. Даже лошади казались древними и измученными, под стать двум седовласым кучерам, которые, пристроившись на облучке, с показной удалью щелкали кнутами. Остатки минувшей веселой жизни!

Поддавшись неожиданно накатившему унынию, Энтони Пэтч пошел прочь, размышляя о горечи, которая неизменно сопутствует такой долговечности. И получалось, что самым скоропортящимся продуктом является наслаждение.

Однажды днем, впервые за много месяцев, Энтони встретил на Сорок второй улице Ричарда Кэрамела, процветающего и растолстевшего Ричарда Кэрамела, чье лицо настолько округлилось, что вполне соответствовало его выпуклому «бостонскому» лбу.

– Только на этой неделе вернулся с побережья. Собирался тебе позвонить, но не знал вашего нового адреса.

– Мы переехали.

От внимания Ричарда Кэрамела не ускользнула заношенная рубашка Энтони и не слишком сильно, но достаточно заметно потрепанные манжеты, а также припухлые полукружия под глазами цвета сигарного дыма.

– Так я и думал, – откликнулся Дик, сверля приятеля ярко-желтым глазом. – А где же Глория? Как она? Господи, Энтони, даже до Калифорнии доходят совершенно невероятные слухи о ваших похождениях. А когда я вернулся в Нью-Йорк, ты вообще куда-то пропал. Почему не попробовать взять себя в руки?

– А теперь послушай меня, – сбивчивой скороговоркой начал Энтони. – На долгую лекцию у меня не хватит сил. Мы теряем деньги где только можем, и, естественно, среди людей пошли толки… что касается судебного процесса, окончательное решение станет известно этой зимой… да, наверняка…

– Ты так тараторишь, что я ничего не могу разобрать, – с невозмутимым видом перебил Дик.

– Я сказал все, что намеревался, – огрызнулся Энтони. – Если желаешь, навести нас, а не хочешь – не приходи!

С этими словами он повернулся и пошел прочь, сливаясь с толпой, но Дик его догнал и схватил за руку.

– Послушай, Энтони, только не надо заводиться с пол-оборота! Ведь Глория – моя кузина, а ты – лучший друг, а потому нет ничего удивительного, что я не могу оставаться спокойным, когда слышу, как ты катишься в пропасть и тащишь за собой Глорию.

– Не желаю выслушивать нотации.

– Ну ладно, успокойся. А не зайти ли нам ко мне и немного выпить? Я только что обустроился. Купил три ящика джина «Гордонс» у таможенного чиновника.

Приятели пошли по улице вместе, и Дик, уже не скрывая раздражения, спросил:

– А что с деньгами твоего деда, ты их когда-нибудь получишь?

– Видишь ли, – принялся возмущенно объяснять Энтони, – старый дурак Хейт на что-то надеется, особенно сейчас, когда людям надоели глупые реформы. Понимаешь, это может сыграть свою роль. Вот если, к примеру, судья решит, что по милости Адама Пэтча ему теперь трудно достать спиртное.

– Без денег не проживешь, – нравоучительно заметил Дик. – А ты в последнее время не пробовал писать?

Энтони молча покачал головой.

– Странно как-то получается, – произнес задумчиво Дик. – Я всегда думал, что вы с Мори рано или поздно займетесь писательским трудом, но он превратился в скупердяя-аристократа, а ты…

– Я неудачный пример.

– Интересно почему?

– Ты, вероятно, думаешь, что знаешь, в чем дело, – предположил Энтони, стараясь сосредоточиться. – И неудачник, и человек везучий оба в душе верят, что у них гармоничный взгляд на жизнь. Удачливый так считает, потому что преуспел, а невезучий – потому что вечно терпит поражение. Человек успешный учит сына извлекать выгоду из отцовского везения, а неудачник советует сыну учиться на ошибках отца.

– Не могу согласиться. В молодости я привык слушать вас с Мори, и ваши рассуждения производили на меня впечатление, потому что вы были так последовательно циничны. Но теперь… Господи, да, в конце концов, к чему лукавить? Кто из нас троих пристрастился… посвятил себя умственному труду? Не хочу показаться тщеславным пустословом, но ведь это я. А я всегда верил в существование нравственных ценностей и всегда буду верить.