Все романы в одном томе

Мистер Толлбойс (нараспев, цитируя). «Излился я, как вода, и кости мои рассыпались!»

Миссис Макэллигот. Два часа пробродилися с Эллен на Сити. Ей-бог, точно в склепу могильном. Фонарищи наскрозь тя светят, а людев нисколь нету, ток топтуны легавые впару гулят.

Xрюкач. Пять чертовых минут второго, с полдня не жрал ни крохи! Подвезло нам с этой долбаной ночкой!

Мистер Толлбойс. Я предпочел бы назвать ее «ночкой для попойки». Однако у каждого свой вкус. (Нараспев.) «Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильнул к гортани!»

Чарли. Сказать, чего щас было? Налет с Пронырой сделали. Он увидал, что у табачника в витрине «Золотых хлопьев» прям горой наставлено. «Добуду, грит, цигарок чертовых, хоть, грит, по новой пускай садят!» Навернул шарф на кулак, ждем, когда близко грузовик потяжелей загромыхает, потом Проныра в стекло нокаутом – шаррах! Мы хвать десяток пачек – и дунули, пыль столбом, никто б и жопы наши не приметил. За углом одну пачку распатронили, а ни фига! Пустых адских оберток стырили – я оборжался!

Дороти. Ног не чувствую, сейчас просто упаду.

Миссис Бендиго. Вот сволочь, гад! В такую чертову ночь женщину с дома выставить! Погоди, я тебя в субботу джином так напою, не замахнешься. В лепешку тогда раскатаю! Станешь у меня отбитый, как антрекот двухпенсовый!

Миссис Макэллигот. Эй, двиньтеся, дайте детке подсесть. Жмися, миленька, к стару Папуле, под руку ему подлезь. Пущай блохастый, а угреет тебя.

Рыжий (притоптывая на месте). Топай ногой, ребята, другой печки нету. И запевай, черт, кто-нибудь, чтобы нам, к дьяволу, приплясывать веселей!

Папуля (просыпаясь и высовываясь). Чой-то? (Сонная голова отваливается, рот открыт, острый кадык торчит из жилистой стариковской шеи подобно томагавку.)

Миссис Бендиго. Какая бы супруга то имела, что я от его приняла, она б давно щелоку ему в чай драный подсыпала.

Мистер Толлбойс (поет, стуча в воображаемый барабан). Вперед, святая рать неве-е-ерных!

Миссис Уэйн. Вот уж право! Кто бы из нашего семейства подумал бы такое, когда в прежние наши дни усядемся вокруг камина, который кафелем обложен, прямо мрамор, и чайничек кипит, и блюдо наше из фарфора, а на нем полно лепешечек, что в лавке напротив куплены, жареные, еще горячие… (Стук зубов вынуждает ее умолкнуть.)

Чарли. Ну, братва, никаких псалмов адских. Выдам вам малость похабели для веселости, чтоб руки-ноги сами в пляс. Готовь уши!

Миссис Макэллигот. Не поминала бы ты, миссис, жарены лепешки. Брюхо уж в хребет клятый влиплося.

Чарли встает, откашливается и ревет зычным голосом про «разудалого Билла-матроса». На скамейке всеобщий хохот пополам с дрожью от озноба. Песню хором повторяют, каждый куплет все громче, притоптывая и прихлопывая в такт. Сидящие, тесно сжавшись плечом к плечу, раскачиваются и ногами словно жмут на педали фисгармонии. Даже чинная миссис Уэйн через минуту не выдерживает и, засмеявшись, присоединяется к остальным. Дружное веселье, несмотря на клацающие зубы. Мистер Толлбойс, выпятив свой громадный живот, шагает взад-вперед, изображая церемонный марш то ли со знаменем, то ли с епископским жезлом. Ночь теперь совершенно ясная, временами по площади проносится сильный ледяной ветер. Холод пробирает до костей, хлопки и топот превращаются в неистовое буйство. Вдруг люди замечают идущего с восточной стороны полицейского – пение мигом стихает.

Чарли. Во как! Песенки в самый раз для подогрева.

Миссис Бендиго. Чертов ветер! И подштанников не успела натянуть, паразит прям в секунду вытолкал.

Миссис Макэллигот. Ладно уж, слав будь Езус свят, скоро в Грейз-инн нам подпол церковный на зиму откроют. Всяко будет где на ночь привалиться.

Полисмен. Прекратить безобразие, не в кабаке! Вздумали среди ночи песни орать. Всех разгоню, если вы тишину блюсти не можете.

Xрюкач (вполголоса). Пес долбаный!

Рыжий. Ну да, на каменном полу дадут подрыхнуть с тремя газетами заместо одеял. По мне, так лучше уж на площади. Хоть бы какой дали топчан проклятый.

Миссис Макэллигот. А все ж горячего плеснут да хлебца два куска. Многи ночи рада была я и тама шкиперить.

Мистер Толлбойс (нараспев). Возрадовался я, когда сказали мне: «Пойдем в дом Господень!»

Дороти (вскакивая). Ох, какой холод, какой холод! Даже не знаю, что хуже: когда сидишь или стоишь. Как вы выдерживаете? Неужели подобные ночи всю жизнь?

Миссис Уэйн. Не надо вот так думать, милочка, что здесь нету которые с благородной привычкой.

Чарли (поет). Не унывай, приятель, скоро ляжешь в гроб!.. Брр-р! Иисус адский! Грабли к черту посинели! (Бьет чечетку, хлопает себя по бокам.)

Дороти. Но как вы можете это терпеть? Всегда, из ночи в ночь, из года в год? Не может быть, чтоб люди жили такой жизнью! Пока сам не узнаешь, не поверишь. Это же невозможно!