Все сложно

– Добрый вечер, друзья! Рада вас всех видеть! – Фарли выдерживает естественную паузу (ждет, когда все взгляды притянутся к ней) и продолжает: – Спасибо, что решили провести этот субботний вечер здесь, со мной. Лично я в субботу вечером предпочитаю сидеть дома. Особенно с тех пор, как начала ходить в церковь каждое воскресное утро. – Она приостанавливается, и по нескольким смешкам и одобрительным возгласам я понимаю, что в зале есть «возвращенцы». – Нет, я серьезно! Хотите классный совет? – Фарли оглядывает зал, создавая легкое напряжение. – Если кто не знает, современная церковная служба – это (я ни капельки не преувеличиваю!) точь-в-точь концерт Эда Ширана, только бесплатный. Послушайте «Замок на холме» и скажите мне: не та ли это долбаная песня, которую средний класс поет на каждой воскресной службе в своих пригородных церквях?

Зрители смеются: кому-то замечание Фарли показалось метким, кому-то – просто забавным. Так или иначе, людям смешно.

– Как и на концерте Эда Ширана, в этих церквях можно видеть белых женщин с поднятыми руками и белых мужчин, которые держат руки в карманах, переминаются с ноги на ногу и иногда хлопают в такт.

Верно подмечено! Зал взрывается. Я оборачиваюсь к Хейзл: она тоже хохочет.

– Порции закусок и напитков просто смехотворные, зато, опять же, бесплатные! – продолжает Фарли.

Она прирожденный стендапер. И лицо, и тело постоянно в движении – глаз не оторвать. Концовки шуток ненавязчиво подчеркиваются идеально подходящими жестами и позами. Я еще никогда не видел, чтобы человек был так сильно похож на лягушку Кермита из «Маппет-шоу». Фарли то подпрыгивает, то как будто бы сдувается, ее движения совершенно раскованны. Шутит она в основном о самых простых радостях жизни: о детях и их способности сразить любого взрослого беспощадно правдивым замечанием, о том, что наслаждение едой с каждым прожитым годом становится для нас все важнее, соперничая с сексом.

Шутка о шмелях далеко не интеллектуальная, но люди вытирают слезы и стонут в перерывах между приступами хохота. Подводку Фарли начинает с того, что скука, на ее взгляд, неизбежное зло, которое иногда выворачивает наши мысли наизнанку. Вот однажды она потеряла телефон и за тот вечер, который ей пришлось провести в размышлениях, выяснила много нового о себе и об окружающем мире.

– До меня вдруг дошло, – говорит она. – До сих пор я считала, что пчела жужжит не крыльями, а ртом. Это ж надо быть такой дурой! Нет, вы только представьте! Летит себе пчелка и, брызгая слюной, орет: «Я пчела-а-а-а-а! Глядите на меня-а-а-а! Я лечу-у-у-у-у!»

Фарли так яростно ревет, бегая по сцене, что я зажимаю рот рукой – пытаюсь подавить глупую улыбку. Ну и вишенка на торте – имитация того, как шмель опыляет цветок. Отклячив зад, Фарли исполняет самый безумный тверк-данс из всех, что я когда-либо видел. Хейзл радостно смеется, совершенно забыв о существовании моего телефона.

Юмор Фарли, конечно, не назовешь тонким. Многие ее шутки примитивны, грубоваты и почти непристойны. Но на людей они, кажется, влияют как-то… оздоравливающе? Наверное, потому, что все основано на позитивном мировосприятии и по-детски непосредственной наблюдательности.

Переходы между шутками довольно неуклюжие, а порой их вообще нет. Думаю, дело в дефиците времени: Фарли просто чувствует себя битком набитым грузовым поездом и за те несколько минут, что ей отвели, старается выложить зрителю побольше.

У этой девушки, несомненно, есть потенциал. Я невольно задумываюсь о том, как, наверное, утомительно жить с такими мозгами.

Пожалуй, никто не наблюдает жизнь более пристально и увлеченно, чем комики. Иногда такая способность развивается в человеке благодаря личным обстоятельствам. Если вам не нравится какая-то черта в себе или в ваших близких, попробуйте над этим посмеяться, и вы вдруг заметите: то, что раньше угнетало вас, теперь даже доставляет вам своеобразное удовольствие.

Самоуничижение – лучший рецепт для того, кому кажется, что над ним потешаются другие. Перехватите шутку, направленную на вас, сделайте ее своей, и тогда она вас не ранит. Учитесь переводить боль в смех; смех неплохой анестетик.

Я восхищаюсь теми, кто все это умеет. Сам я, к сожалению, уже не отношусь к числу таких людей. Может быть, и никогда не относился. В последнее время я пишу, словно абстрагируясь от жизни, а эта девушка, Фарли, наоборот, погружается в нее и шутит от души.

Привычка к отстраненному наблюдению приводит к тому, что со временем ты оказываешься как бы за пределами самого себя. Если постоянно анализировать и записывать свои ощущения, то однажды перестанешь проживать собственный опыт.

После бурных аплодисментов, которыми закончилось выступление, Фарли направляется к нашему столику, сияя улыбкой на весь зал. Я знаками говорю Хейзл, что пора идти. Фарли машет нам. Видимо, решила нас проводить.

– Не хотите остаться? – спрашивает она, когда мы втроем выходим на свежий вечерний воздух.

Только потому что я сам когда-то выступал на сцене, я заметил: уголки ее губ едва уловимо подрагивают. Напряженные мышцы устали удерживать улыбку.