Все сложно

– Собираюсь я, значит, в школу и так злюсь, что прямо сломать все готова. Когда мне под руку попался зонтик, я раскрыла его с такой силой, что он вывернулся наизнанку, и спицы с одной стороны проткнули ткань. Испортила любимую вещь! На мой рев мама отреагировала мягко. Мягко и в то же время решительно. Спокойно подошла, закрыла зонтик, вернула его мне и говорит: «Так тебе и надо, Фарли. В следующий раз не сердись на дождь». – Я судорожно вздыхаю. – Вечером я опять поплакала и извинилась. Мама заверила меня, что не сердится, что все хорошо и что мне больше не нужно себя корить. Мол, однажды этот случай станет нашей любимой историей, потому что в нем вся я. Нельзя выплескивать сильные эмоции из-за всяких пустяков. Однажды я научусь с достоинством носить их в себе, не причиняя вреда ни предметам, ни людям, которые мне дороги. А иначе мне самой станет только хуже.

Я поднимаю глаза на Майера. Знакомая линия подбородка, знакомые морщинки на лбу… Я люблю эти линии, мой взгляд на них отдыхает.

– Потом зонтик починили?

– Да, он служил мне много лет, пока буквально не развалился. Кстати, это произошло перед клубом Ланса в тот день, когда я познакомилась с тобой. – Я смеюсь, вспоминая нашу первую встречу. – Я его столько раз латала, что со временем одна из его секций прогнулась внутрь и там стала скапливаться вода. Поэтому в тот момент, когда он сломался окончательно, я оказалась мокрее, чем если бы вышла под дождь вообще без зонта. – Я улыбаюсь и смахиваю еще одну слезинку. – Теперь ты понимаешь: с зонтами у меня всегда были особые отношения.

Майер грустно улыбается.

– Может, все-таки хочешь новый?

Я пожимаю плечами.

– Зачем? Ты ведь не против, если я и дальше буду пользоваться твоим?

Он кивает и, поглаживая большим пальцем тыльную сторону моей ладони, говорит:

– Судя по твоим рассказам, Фи, твоя мама была чудесным человеком.

– Это правда.

Он поднимает свободную руку и, секунду поколебавшись, заправляет мне за ухо прядь волос.

– Знаешь, мы с мамой несколько раз вместе смотрели твои выступления, – выкладываю я, расхрабрившись. – Не живьем, конечно. Мне было еще рановато ходить в клубы… Но она говорила, что ей нравится твой едкий юмор.

Майер широко раскрывает глаза и меняется в лице. Сначала он, видимо, не знает, что ответить, а потом наконец произносит:

– Мне очень приятно это слышать. Правда. Спасибо, что сказала, Фи.

Щелк!

Моргнув, я оборачиваюсь и вижу мужчину с фотоаппаратом.

Я улыбаюсь и машу ему рукой.

Глава 10

«Когда мой психиатр назвал меня сумасшедшим, я сказал, что хотел бы услышать другое мнение. Тогда он ответил: «О’кей, вы еще и урод».

Родни Дэнджерфилд

Тридцать два месяца назад

Фарли

Я выхожу на парковку, топая с такой силой, что каждый шаг отдается в голени. Хватаюсь за телефон, который, естественно, не хочет ни на что реагировать. Плюхаюсь в машину, захлопываю дверь и, чтобы успокоиться, делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. Только после этого мне удается найти Майера в списке контактов. Нажимаю на соединение.

– Привет.

– Черт побери, у нее на меня зуб!

– Ты была у психотерапевта?

– Вот видишь! Ты понял, хотя я еще не успела объяснить.

– Понял, потому что сеанс психотерапии отмечен в твоем календаре и потому что я тебя знаю, – отвечает Майер оскорбительно спокойным тоном.

– То есть ты знаешь, какая я противная. Серьезно, Майер, какого черта?

Он вздыхает и что-то кому-то говорит, отведя телефон от лица.

– Ах, ты занят? Ну так не отвечал бы, если разговариваешь с кем-то другим.

Проигнорировав этот выпад, Майер спрашивает:

– Джонс, с чего ты взяла, что у нее на тебя зуб?

– Она выслушивает мои очаровательные шутки с каменным лицом. Не смеется и даже не улыбается.

– Фарли, она врач. Ты ходишь к ней не затем, чтобы ее развлекать.

– Да перестань! Люди становятся психотерапевтами только потому, что любят поржать над чужими проблемами.

– Если ты так считаешь, значит, психотерапия тебе действительно нужна. И мне тоже. Она всем полезна, но людям нашей профессии особенно. То, насколько ты симпатична или несимпатична как человек, не зависит напрямую от того, насколько ты смешная.

– Во-первых, как ты смеешь?! Во-вторых, она совершенно не хочет идти мне навстречу. Подчеркнуто игнорирует мои самоуничижительные излияния. Я даже рассказала ей про тот случай, когда ты посмеялся над тем, как я бегаю, а я вроде бы не обиделась, но потом мне приснилось…

– Офигеть, Джонс! Ты что – исполнила перед ней свой номер?

– Ничего я не исполняла, просто попросила объяснить мне мой сон с точки зрения теории Фрейда. Я бегу, за мной гонятся убийцы. Вдруг они останавливаются и начинают ржать. Естественно, я захотела узнать, означает ли этот сон, что мне надо подтянуть технику бега или что я ужасно не уверена в себе, если боюсь не произвести достойного впечатления даже на убийц.

– Давай вместе пообедаем. Мне надо тебя увидеть, чтобы понять, веришь ли ты сама в ту чушь, которую городишь.