Всё становится на места (СИ)

— Сыночек мой! — бросается вперёд несчастная мать. — Он жив?

— Дышит, — тихо отвечает ей отец.

— Разойдитесь все! — кричит Ика. — Живо приготовьте постель в общем доме, несите его туда!

В большом доме быстро устраивают удобное местечко для маленького Тео. Туда сразу же набиваются чуть ли не все жители поселения, но старая Ика прогоняет их. Конечно, о том, чтобы пойти в Город, уже не может быть и речи.

Я сажусь у стены дома и не нахожу себе места. Ведь это я, дурак, рассказал мальчику, как добыть осколок камня! Без этого ему бы и в голову не пришло спускаться в провал на верёвке. Как я только мог? Рассказать такое ребёнку — всё равно что столкнуть его с горы своими руками!

— Ты чего? — толкает меня в плечо Гилберт. Я не понимаю, о чём он спрашивает, но тут он тянет к себе мою руку. Оказывается, я прокусил её до крови.

— Это всё из-за меня, — признаюсь ему. — Мальчик поделился со мной, что хочет подарить красивый камень Теодору, а я, болван, подсказал ему спуститься на верёвке. Зачем я это ему сказал? Что теперь, он умрёт?

— Тише, тише, — друг садится рядом, обнимая меня за плечи. — Говорят, он упал на уступ, может быть, невысоко. Не вини себя, ты не мог знать…

— Я должен был знать! Да я же и сам был таким, как он! Вечно лез куда не следует, стоило мне только узнать о том, как это можно сделать!

— Ты и сейчас такой, — хмыкает Гилберт.

— А ты не мог бы… — я даже не сержусь на него, потому что мне в голову приходит идея, — не мог бы ты что-то придумать, чтобы его вылечить?

— Нет, что ты, — огорчённо отвечает мой друг. — Я не умею лечить и не рискну выдумывать заклинания. Ты же сам рассказывал, помнишь, какая чушь выходила у Неро? Не хватало ещё, чтобы я что-то сделал не так и мальчик пострадал ещё сильнее.

— Но мы очень хорошо всё обдумаем! Прошу, хотя бы попробуем! — умоляю я, но он лишь грустно качает головой.

— А может быть, Мари смогла бы помочь? — появляется у меня новая надежда. — Давай посоветуем отнести мальчика к ней!

— Что ж, может, Мари, — хмурит густые брови Гилберт. — Или даже Марлина попросить… он, конечно, не самый приятный человек, но мне кажется, всё же не тот, кто бросит ребёнка в беде.

Но когда мы заходим в дом, то понимаем, что маленький Теодор уже не перенесёт этого пути. Повязки вокруг его головы насквозь пропитаны кровью, которая не унимается. Он тяжело, с хрипом дышит, и при каждом выдохе на губах лопаются красные пузыри.

— Мой… камень… — едва слышно шепчет он, беспокойно ощупывая лапкой покрывало. — Камень… для Теодора…

Мать и отец плачут, стоя на коленях у изножья постели. Старая Ика, поджав губы, протирает влажной тканью лоб малыша. Она оборачивается к нам с лицом, полным боли и тревоги.

— Мы попробуем помочь, — внезапно решается Гилберт. — Я не знаю, получится ли, но, кажется, терять уже нечего.

Мы все глядим на него с надеждой. Отец и мать отступают, освобождая место у постели, и Гилберт тянет меня за руку, вынуждая сесть рядом с ним.

— Что делать-то собрался? — хмуро интересуется Ика.

— Искать слова, — отвечает ей Гилберт, внимательно оглядывая маленькое тельце. — А ты, Сильвер, будешь мне подсказывать, если что.

— Я готов, с чего начнём? — тороплю его я.

— Погоди, дай немного подумать… Мне кажется, у него точно сломаны кости, давай с этого и начнём.

Гилберт осторожно кладёт руки на маленькое вздрагивающее тело.

— Станьте на место, обломки костей, слившись в одно из разбитых частей, — начинает он.

Мне кажется, для начала неплохо, но бедный малыш страшно кричит, а затем обмякает.

— Что ты сделал? — бросается на Гилберта мать ребёнка.

— А ну, не мешай! — неожиданно ловко перехватывает её старая Ика. — Посмотри, у него рука и нога встали на место! Бурк, уведи свою женщину за дверь, и чтобы не показывались здесь, пока я сама не позову!

Клыкастый тут же встаёт, повинуясь приказу старухи. Он поднимает жену с пола, нежно обхватывает её за талию и выводит. Та рыдает, уткнувшись мужу в плечо, но не спорит.

— Давай дальше, — говорит Ика, обращаясь к Гилберту. — Мальчик потерял много крови, одними костями делу не поможешь.

— Кровь, — задумывается ненадолго Гилберт. — Что, если «в прежние русла сворачивай, кровь»? Сильвер, какая есть рифма к слову «кровь», живо!

— Морковь, — моментально выпаливаю я. — «Пусть на локтях зацветает морковь»! Лишь бы остался жив, а локти как-нибудь поправим!

— Сильвер! — рычит мой друг, гневно сдвигая брови. — Мне нужно что-то более нормальное!

— Роза ветров! Тканьё ковров! Злая любовь!

— Я тебе сейчас покажу такую любовь!..

— Покров, — пищу я, уклоняясь от кулака.

— Подойдёт, — и Гилберт вновь кладёт руки на тело мальчика, закрывает глаза и произносит, немного помедлив:

— Целостным делайся, каждый покров,

в прежние русла сворачивай, кровь,

снова срастайтесь, исполнившись сил,

тонкие корни разорванных жил…

На наших глазах раны маленького Тео начинают затягиваться. Ика отодвигает полотно, прикрывающее лоб мальчика, и мы видим, что кровь перестаёт течь, запекается, а вскоре и рассечённая кожа срастается, не оставляя рубцов. Малыш всё ещё остаётся очень бледным, но мы видим, что он дышит.