Все свои. 60 виньеток и 2 рассказа

Согласно Аристотелю, у хорошего сюжета должны быть начало, середина и конец, а держаться он, согласно Томашевскому, должен на связанных мотивах, – иначе повествование вянет. Но откуда взять связанные мотивы в отчете о курортной паузе? Ну приехал, поселился, искупался, познакомился с дамочкой, ну что-то там съел и выпил – и поехал дальше. Мотивы все свободные, хочешь включай, хочешь нет. Одна надежда, что событийно они свободные, а по сути как-то все-таки связанные. Но связанные ли, свободные ли, вспоминаются они как свои, личные, собственные, а на поверку оказываются старыми как мир, – реди-мейд, как чужое слово.

Развертывались же они на озере Wörthersee – не просто австрийском, а каринтийском, то есть почти словенском и, значит, отчасти славянском. И даже как бы словарном: если, практически без ущерба для произношения, убрать из его названия букву -h-, получится Wörtersee, Озеро Слов. А ведь во многом именно на моей соавторской причастности к оригинальному словарю, как раз незадолго до того (в 1980‐м) выпущенному нашими венскими друзьями-издателями, и основывалась идея блиц-автопробега по Австрии – в обществе одного из них, Тильманна Ройтера.

Генеральный план был очень честолюбивый. Мы с Ольгой прилетали из Лос-Анджелеса – куда в точности, не помню, кажется, в Мюнхен, ехали на прокатной машине в Австрию, где должны были разделиться, а воссоединиться через неделю в заранее снятой гостинице во Флоренции: Оля, направившись туда через родную ей Югославию, я же – проехавшись, вместе с Тилем (который жил тогда в столице Каринтии Клагенфурте) по Австрии, а затем, уже один, по Швейцарии, чтобы в назначенный день и час прибыть в ту же самую флорентийскую гостиницу (на улице, как сейчас помню, Борго Пинти; это отдельная история).

В общем, так все в конце концов и вышло, но не совсем – в Клагенфурте меня ожидал неприятный сюрприз.

Прежде всего, Тиля не оказалось на месте. Встретила меня его новая жена, Габи. Это была небольшого роста, очень молодая очень красивая брюнетка с очень богатой биографией. Шестнадцатилетней девушкой она сбежала из дому к мужчине хемингуэевского покроя, бывалому охотнику много старше нее, пространствовала с ним несколько лет по Африке, но потом бросила его, вернулась в цивилизацию, в какой-то момент вышла замуж за Тиля и была теперь очень беременна.

Планировалось, что мы с Тилем немедленно отправимся в путь, но тут выяснилось, что он немного задержался по делам (а может, и не по делам) на западе Австрии, о чем позвонил Габи по телефону, прося извиниться передо мной и поселить меня у них до его скорого приезда.

Все это Габи изложила прямо на пороге их большого дома, открыв дверь, но не пригласив нас с Олей внутрь. Она объяснила, что в теперешнем своем состоянии она, увы, не сможет вынести, чтобы в доме жил кто-то еще, и потому сняла мне номер в отеле неподалеку. Обо всем этом она уже сообщила Тилю, он страшно рассердился и домой не заедет, а будет ждать меня тогда-то в таком-то трактире на такой-то улице такого-то города – в одной из точек моего дальнейшего маршрута.

Возражать не приходилось. Годы жизни в африканской саванне явно оставили на Габи свой суровый отпечаток. Мы попрощались с ней и отправились в мой гостиничный номер, который я нашел малопривлекательным, а при новом раскладе не особенно и нужным. На станции автопроката по соседству я пересел в маленький красный, очень напористый «Форд-Фиеста» и, предоставив Олю ее югославскому анабасису, задумался о сложившейся ситуации.

Травма, нанесенная мне Габи, не сводилась к обескураживающему нарушению намеченного порядка действий и очевидному удару по самолюбию. Имело место символическое, да и фактическое, изгнание из мысленно уже как бы обжитого дома – на улицу, на все четыре стороны, в большой непредсказуемый мир. Если добавить к этому, что одновременно я оставался без Оли, а изгнанию был подвергнут тоже женщиной, более того, в некотором роде матерью, станет понятно, что сиротское ощущение отверженности и заброшенности было полным. Требовались срочные компенсаторные меры.

Поехав куда глаза глядят, вскоре после выезда из Клагенфурта я оказался у восточной оконечности озера Вёртер-Зе, расположенного близко к южной, словенской границе и почти идеально, несмотря на небольшой извив в середине, вытянутого с востока на запад – как и вся Австрия.

Я выбрал южный, менее изъезженный берег, с зазывающими туристов дорогими виллами, и после нескольких осмотров снял на две ночи – у некой фрау д-р Ильзе Габриэль (фамилия которой подмигнула мне совпадением с именем непреклонной Габи) – комнату с отдельным входом, верандой над озером, небольшим дощатым причалом и двумя лодками, гребной и парусной. Денег я, вопреки обычаю, жалеть не стал, – речь шла не больше не меньше, как о самооценке, каковая дорогого стоит.