Все точки над i

– Ты всерьез думаешь, что эти деньги для меня что-то значат? – нахмурился он, и стало ясно: Ник готов на любую глупость, лишь бы убедить меня в обратном. Когда на него находило, бороться с этим не было никакой возможности, и я настроилась на испытания. Между тем Ник забрал у меня пакет, достал деньги, подержал пачку долларов в руке, приглядываясь ко мне, потом извлек из кармана зажигалку, сказал: – Смотри, – и поджег банкноты. Они, по неведомой причине, не желали разгораться, что очень злило моего друга.

– Завязал бы ты с этим, – вздохнула я. – Небеса против.

– Тебе жалко денег? – спросил он презрительно.

– Нет, раз они уже не мои.

Надо было прекращать это безобразие. Ник, если ему взбрела в голову мысль сжечь доллары, не отступит, а вот проспавшись, будет весьма огорчен, и это самое огорчение непременно выйдет мне боком. Поэтому я отобрала у него пачку баксов, сунула ее себе под ногу и немного потоптала, сбивая огонь. Ник наблюдал за этим, насмешливо кривя губы. Уверена, в глубине души он был рад моему здравомыслию, потому что относился к тому сорту людей, которые искренне считают, что без денег жизнь скучна и бесцветна. Я убрала доллары в пакет и сунула его Нику за пазуху, застегнула куртку и похлопала друга по плечу.

– Ники-бой, по-моему, ты очень неумело пытался объясниться мне в любви.

– Я? – вроде бы удивился он.

– Ага. Смешно, да?

– Не очень, – покачал он головой. – Допустим, так и есть. Я сентиментален, романтичен и…

– Выпил лишнее, – подхватила я.

Он поднялся и уставился в мои глаза, после чего заявил:

– Возьми эти деньги.

– Тогда придется вернуть их Рахманову, – пожала я плечами. – Ты мне нравишься гораздо больше.

Он вдруг засмеялся, потом обнял меня за плечи. И мы побрели к лестнице, Ник то и дело спотыкался, и я всерьез опасалась, что мне придется тащить его до машины. Но обошлось. По дороге домой он уснул, а когда я растолкала его у родного подъезда, удалился, буркнув «пока».

Оставив его машину на стоянке, я пешком отправилась домой, уснула лишь под утро. Когда в девять раздался звонок в дверь, я, понятное дело, ему совсем не обрадовалась, но пошла открывать, потому что звонили весьма настойчиво.

На пороге стоял Рахманов, и я невольно поморщилась.

– Какого черта звонишь? – спросила я. – У тебя что, ключа нет?

– Ты одна? – ответил он вопросом на вопрос, нервно оглядываясь.

Я вернулась в постель и даже закрыла глаза, намекая тем самым, что визит пришелся весьма некстати. Рахманов метнулся к окну с неясной целью и ненадолго замер там. Вообразить, что его заинтересовал пейзаж, я никак не могла, потому справедливо решила, что он готовится к неприятному разговору.

– Ты продала дом? – спросил он, и по тому, как звенел его голос, стало ясно: он считает это непростительным поступком, едва ли не преступлением.

– Ага, – буркнула я.

– Могу я узнать почему?

– Можешь. Он навевал невеселые мысли и дурные воспоминания. И то и другое мне противопоказано. Вот я и решила с ним расстаться.

– Не посоветовавшись со мной?

– Точно, – согласилась я.

– Где деньги? – сделав паузу, спросил он.

– У меня их нет, – развела я руками.

– Как это «нет»? – передразнил он.

– Пришлось отдать долг.

– Долг? – Он вроде бы растерялся. – И кому ты задолжала такую сумму?

– Дену. Ты ведь не думаешь, что он безвозмездно отказался от идеи свернуть мне шею?

– Двести пятьдесят тысяч? – пробормотал Рахманов, чуть не подавившись этой цифрой.

– Нет, что ты. Гораздо больше. Оставшуюся сумму пришлось занять у Ника. Хорошо, что у меня такой друг, в беде не оставил.

– Черт, – выругался Рахманов и начал бегать по комнате. – Сукин сын. – Я понятия не имела, к кому это относится. Если честно, это мне было не интересно. Сложив руки на груди, я смотрела в потолок и ждала, когда Олег вдоволь набегается, наговорится и, наконец, уйдет, а я смогу заснуть. Минут через пятнадцать он замер напротив меня и спросил язвительно: – Ну и что?

– Что? – удивилась я, так как пропустила мимо ушей заключительную тираду и теперь гадала, что ему от меня надо.

– Я думал, ты хотела увидеть сына, – нахмурился он.

– Хочешь поторговаться? – проявила я интерес. Он пошел пятами и заметил с ноткой трагизма в голосе:

– Иногда я всерьез сомневаюсь, осталось ли в тебе хоть что-то человеческое.

– Я тоже, – кивнула я, надеясь его порадовать.