Все ураганы в лицо

…Никогда еще не чувствовал он такого подъема, такой зрелости, никогда еще не поднимался на такую духовную высоту. Он творил — и возможности для творчества были безграничны, бесконечны, он вовлек в свою сферу не только армию и флот, не только научную мысль, не только политику, но и промышленность, народное хозяйство, город, деревню, всю интеллигенцию, комсомол, молодежь вообще, пионерские организации, изобретателей, деятелей культуры, финансы, литературу, издательское дело, изобразительное искусство. И ему все было мало. Он продолжал захватывать, вовлекать, организовывать, изыскивать — и ничто не могло угасить эту жажду деятельности, кроме смерти…

* * *

Горело небо. Это было небо войны, расчерченное белыми и черными полосами дыма, огненными трассами пулеметного и пушечного огня. Тридцать фашистских бомбардировщиков под охраной истребителей шли плотным строем, ни на градус не сворачивая с боевого курса.

Внизу, в районе Старой Руссы, скопились советские танки, бензоцистерны, тягачи с артиллерией, автомашины с пехотой. Через считанные минуты все это смешается с мерзлыми комьями земли, будет разбито, сожжено, исковеркано.

С заснеженного летного поля взмыли два ширококрылых истребителя и пошли наперехват. Бой завязался на малой высоте. Стремясь разбить строй противника, истребители ринулись в лобовую атаку.

Лейтенант был молод, очень молод, он совсем недавно окончил летную школу и впервые участвовал в таком поединке. Сейчас важно было связать противника боем, отвлечь внимание на себя. И конечно, не угодить под огонь самому, все время следить за машиной ведущего, оберегать его.

Исход боя решали нервы. На нервы лейтенант не мог пожаловаться: он обладал ледяным спокойствием и исключительной выдержкой, отмеченной во всех служебных характеристиках. Он родился для авиации и принадлежал ей.

В прицеле показалось брюхо «юнкерса». Всего на мгновение. Но лейтенант успел уловить это мгновение: бомбардировщик, перевалившись через крыло, охваченный черным дымом, рухнул вниз.

Лицо лейтенанта оставалось неподвижным и сосредоточенным. Он словно бы оберегал себя от азарта, который неизбежно появляется в таких случаях и ослепляет летчика. Главное: не увлекаться погоней, беречь командира… То была святая заповедь, и он не забывал ее ни на минуту.

Он был тверд и осмотрителен. И ему везло в этом неравном поединке: еще один «юнкерс» сорвался в отвесное пике и, оставляя чадный след, пошел к земле. И еще, и еще. Будто во сне. Его охватила радость, но он лишь плотнее сжал тонкие губы, глаза по-прежнему зорко оглядывали воздух, заднюю полусферу. Когда на него наседали, он начинал быстрый маневр на вертикалях, не давая зайти себе в хвост. Он составлял единое целое с машиной, хорошо ее чувствовал, и она его слушалась.

…Командир передал по радио, что у его самолета поврежден мотор. Теперь задача усложнилась: необходимо прикрыть командира, дать ему возможность выйти из боя. Враги догадались, в чем дело: на самолет лейтенанта навалилось сразу семь истребителей. Бой шел на виражах в горизонтальной плоскости. Сперва лейтенант ощутил толчок, потом увидел языки огня. Вот уже машина объята пламенем, сейчас она развалится на куски… И он удивился, что не испытывает страха, того ужаса смерти, который должен быть. Словно за ним следили чьи-то внимательные и ласковые глаза: «А ну-ка, сынку, на что ты годишься?..» И еще — сквозь время и гудение пламени: «Война будет идти не на живот, а на смерть!» Это были слова его отца.

Он повел горящий самолет на таран…

Так 19 января 1942 года погиб летчик-истребитель Фрунзе. Герой Советского Союза Тимур Михайлович Фрунзе. Через три месяца ему должно было исполниться девятнадцать лет.