Все вечеринки завтрашнего дня

– Богема. Альтернативные субкультуры. Они составляли жизненно важную прослойку индустриальной цивилизации в двух прошедших столетиях. Они образовывались там, где индустриальная цивилизация начинала строить иллюзии. Что-то вроде бессознательного полигона для разработки альтернативных социальных стратегий. Каждая субкультура имела собственный стиль одежды, характерные формы художественного самовыражения, излюбленный вид или несколько видов наркотика, а также сексуальные пристрастия, не совпадавшие с ценностями культуры в целом. У них были "тусовки", место, с которым они себя ассоциировали. Но теперь они вымерли.

– Вымерли?

– Мы начали уничтожать их одну за другой до того, как они сформировались. Они пропустили кульминацию своего развития, когда начал развиваться маркетинг и рыночные механизмы стали агрессивнее. Для созревания аутентичным субкультурам нужны застой и время, а теперь с застоем покончено. Времени у них нет. Их постигла участь всей планеты. Автономные зоны, однако, обеспечиваются определенной изоляцией от мировой монокультуры, они с трудом поддаются ассимиляции рынка — к ним нужен другой подход. Почему это так, мы пока не знаем. — Маленькие картинки смещаются, мигая.

– Не стоило это ставить туда.

В глазах Харвуда изумление.

– Не думаю, что мне когда-либо доводилось слышать из ваших уст столь специфичное мнение.

Ответа нет.

– У вас есть шанс еще раз увидеть это. Я хочу, чтобы вы узнали, что замышляет наш задумчивый друг.

– Это как-то связано с тем, на что вы намекнули во время нашей предыдущей беседы, с предстоящим глобальным событием?

– Да.

– И что это за событие?

Харвуд задумчиво смотрит в пространство.

– Вы верите в силы истории?

– Я верю в то, что приводит к этому мгновению.

– Кажется, я и сам начал верить в это ваше мгновение. Я полагаю, что мы приближаемся к нему, повинуясь силе его властного притяжения. Это мгновение изменит все и ничего. Я заинтересован в таком исходе, потому что я должен сохранить свой статус, я хочу, чтобы слова "Харвуд Левин" не превратились в четыре бессмысленных слога. Если мир должен перевернуться, то и я хочу перевернуться вместе с ним и остаться самим собой.

Он думает о множестве оптических прицелов, наведенных сейчас на него скрытыми системами управления огнем. Однако он вполне уверен, что смог бы убить Харвуда, если потребуют интересы мгновения, — хотя, с другой стороны, знает, что почти наверняка умрет раньше, чем он, пусть даже на долю секунды.

– Я думаю, вы стали более сложным с момента нашей последней встречи.

– Изощренным, — отвечает Харвуд с улыбкой.

42. КРАСНЫЕ ПРИЗРАКИ ЕВРОПЕЙСКОГО ВРЕМЕНИ

Фонтейн готовит себе чашку растворимого мисо. Вот что он пьет перед сном — успокоительное пойло и кусочки водорослей на донышке. Он вспоминает встречу со скиннеровской девчонкой. Обычно, раз покинув мост, никто не возвращается туда. Что-то необычное было связано с ее уходом, но он уже позабыл, что именно. Не дело так бросать старика, он все равно бы долго не протянул.

Мальчишка все еще молча сидит и щелкает по экрану — охотится за часами. Фонтейн выливает мисо в кружку с отбитой ручкой, с наслаждением вдыхает приятный аромат. Он устал за день, но нужно подумать, где уложить мальчика на ночь, если тот вообще станет спать. Может, так и просидит всю ночь, охотясь за своими часами. Фонтейн качает головой. Щелканье прекращается.

С кружкой в руках он оборачивается, чтобы взглянуть, что там случилось.

На экране ноутбука, лежащего на коленях мальчика, отсканированный циферблат покореженных часов "Ролекс-Виктори", дешевая модель военных лет, предназначенная для канадского рынка; такие часы можно довольно выгодно продать, но не в таком жалком состоянии. Стальной корпус исцарапан, циферблат местами в пятнах. Черные арабские цифры различаются четко, но внутренний круг, красный, "европейское время", почти что стерся.

Фонтейн отхлебывает мисо и пытается понять, чем же так приковали к себе внимание мальчика красные призраки европейского времени.

Вдруг голова мальчишки склоняется под тяжестью шлема, и Фонтейн слышит, как он начинает похрапывать.

43. ЛИВИЯ И ПАКО

Лэйни видит себя на острове, где-то в широком интеллектуальном потоке, по которому он непрерывно курсирует.

Это место не похоже на конструкт, деталь окружающей среды, скорее — узловатое сплетение ветвей информации, уходящих корнями в субстрат старого кода. Оно похоже на наспех сколоченный плот из случайных обломков, но "плот" стоит на приколе, он неподвижен. Лэйни знает, что есть причина, по которой остров поставлен у него на пути.

Причина, как он вскоре выясняет, в том, что с ним хотят выйти на контакт Ливия и Пако.