У этой пятой Марьи Ивановны своих детей не было. Но собственное детство она очень хорошо помнила. Особенно своего злейшего врага, которого, к несчастью, звали Петей. Уж как он дразнил её, бил и обижал, пересказывать не буду. В общем, детство Маши счастливым не назовёшь. А тут на́ тебе — целых пять мальчишек с ненавистным именем!
И стала Марья Ивановна вымещать на них все свои детские обиды. Двоек не ставила, но так унизит перед классом, так обзовёт «глухими тетерями» или «безголосыми петухами», что хоть в школу не ходи. Непедагогично она себя вела, прямо скажем. Да ведь быть педагогом Марья Ивановна никогда и не мечтала.
Одноклассники тоже хороши! Видя, как тает на глазах авторитет пяти Петь, стали насмешничать и задираться. Очень вредным бывает этот народец временами.
Кончилось тем, что сжалились родители над просьбами пяти Петь и перевели их в другие учебные заведения.
Поскучнела школа. Журналисты потеряли к ней интерес. Важные гости больше не наведывались. Министр образования посоветовал директрисе искать себе другую работу. Потому что пять Петь — вот это было да! А школа, где одни Марьи Ивановны, — тьфу! — недоразумение какое-то.
Тараканы в голове
Выбегаю из дома, в школу опаздываю. Вдруг слышу за спиной:
— Да у него одни тараканы в голове!
Оборачиваюсь. Старушки на лавочке сидят, разговаривают, в мою сторону не смотрят. Значит, это не про меня. А про кого, интересно?
В школе спрашиваю Юрку:
— Знаешь такую обзывалку: «У него тараканы в голове»?
— Что-то такое слышал, — Юрка отвечает. — Это тебя, что ли, так обозвали?
— Да нет, — говорю, — не меня. У меня в голове не тараканы.
— А кто?
Я задумался. Действительно, кто у меня в голове? Мысли всякие. Прыгают в разные стороны. Прямо как воробьи. Точно!
— У меня, — говорю, — воробьи в голове! А у тебя?
— А у меня… — Юрка тоже задумался. — У меня… У меня собаки в голове.
— Почему собаки?
— Я утром с Пиратом гулял, а за нами две собаки наблюдали. Наверно, завидовали.
Мимо нас протопал тяжёлый Бурлакин.
— Вот у кого слон в голове, так это у Бурлы, — сказал Юрка.
— Или бегемот, — предположил я и заметил в конце коридора Иришку, которая скакала на одной ноге. — А у Иришки в голове одни зайчики!
Мы улыбнулись и пошли на урок.
Ольга Алексеевна была сегодня нарядной, в белой кружевной кофточке с короткими рукавами. «Осенняя пора, очей очарованье», — читала она наизусть, и её красивые руки плавно взлетали над классным журналом.
— У Ольги Алексеевны, — шепнул Юрка, — сегодня лебеди в голове.
Я кивнул.
В течение дня мы выяснили, что у нашего трудовика в голове одни гайки, а у физрука — канат. У Сони Козодоевой — зеркальце в голове, у Репкина — мобильник, а хулигана Харченко — подножки. У всех что-то в голове было. Зато какой ветер засвистел у нас в головах, когда мы мчались из школы наперегонки!
— Ну всё! — сказал Юрка, отдышавшись. — Я победил, и в моей голове сейчас пусто. Совершенно ничего в ней нет теперь.
— А в моей есть! — похвастался я.
— Что, опять воробьи?
— Нет, борщ. Со сметаной.
Юрка сглотнул и признался:
— А ведь и в моей есть! Котлета. С макаронами.
— Хорошие у нас головы, — сказал я. — Чего в них только нет!
А Юрка фыркнул:
— Известно чего. Тараканов!
Призвание
Ваня написал на доске:
«ЕВО ЛИЦО ОЗОРОИЛОС ЩАСЛИВОЙ УЛЫПКОЙ».
Прозвенел звонок.
Ольга Алексеевна сказала:
— Все идут на перемену, а Ваня остаётся за дежурного. Проветри класс и подмети пол. Хоть какой-то от тебя будет толк!
Оставшись один, Ваня открыл окно. Потом смёл в совок конфетные бумажки, пустой стержень и скрепку. Пол стал чистым. Ване это понравилось.
Он повернул совок, и мусор опять оказался на полу. Но мусора было мало. Ваня пошарил в карманах и бросил на пол смятый бумажный самолёт, щепку от линейки и красный карандаш. Посмотрел на всё это, покачал головой и снова подмёл.
Стало опять чисто.
Ваня задумался. Потом решительно пошёл по рядам, сметая с парт тетрадки, листочки, Ксюшину варежку, заколку Леночки и недоеденный Борин гамбургер. Открыл шкафы. На пол посыпались атласы, какие-то карточки, плакаты и рулоны.
Классный журнал с учительского стола тоже оказался на полу. Его, правда, Ваня не бросил, а положил аккуратно, с уважением.
Но подмести не успел. Зазвенел звонок. В класс вошла Ольга Алексеевна с ребятами.
— Ваня, Ваня, — вздохнула учительница. — Что же мне с тобой делать? Придётся оставить тебя после уроков. Будешь дежурить, пока всё не уберёшь! Ты меня понял?
— Понял! — ответил Ваня.
И его лицо озарилось счастливой улыбкой.
Отдельные виды живых организмов
— Послушай, что я тебе сейчас скажу! — Юрка выставил левую ногу вперёд и посмотрел на меня со значением.
Мимо нас носились туда-сюда одноклассники. Бурлакин орал, что «Зенит» чемпион. Ситькова отбивалась тетрадкой от Харченко и взвизгивала. Старцев пританцовывал под жестяную музыку из мобильника. Поэтому я даже не сразу услышал Юрку. А он, не обращая ни на кого внимания, продекламировал:
— Лишь отдельные виды живых организмов могут существовать в подобных условиях!
— Это ты про нашу школу? — спросил я.