Всегда говори «всегда»

Ольга послонялась по комнате, взяла с тарелки пирожок с морковкой – Надежда вчера напекла, – пожевала, отложила в сторону. Чем заняться? На улицу выходить не хочется. Там сейчас полно детей, гуляют с родителями, радуются погожему дню… На детей Ольга не могла спокойно смотреть, сразу начинало сердце щемить, и на глаза наворачивались слезы.

Она принесла из сушильни стираное белье, разложила на кровати. Может, в шкафу заодно убраться? А то там черт ногу сломит, в шкафу этом. Где-то у них был рулон оберточной бумаги? Надежда притащила из упаковочного «на всякий случай». Полки застелить, что ли?

Ольга достала из угла бумагу, расстелила на полу, открыла дверцы и критически осмотрела содержимое их, как Надежда выражалась, шифоньера. Чего только нет! Даже картонная шляпа-канотье с бумажной розой – Надежда ее сама клеила для выступления драмкружка. А это что за сверток на нижней полке?

Ольга вытащила сверток, развернула холстинку, и на пол посыпались кисти, тюбики с краской, пастели… Бог ты мой, да это же ее кисти и краски! Все это Григорий Матвеевич сунул в чемодан перед самым отъездом и наказал рисовать. А она затолкала сверток в шкаф, да и забыла про него.

Ольга опустилась на колени, вдохнула запах красок, подняла с полу черный угольный карандаш. Карандаш привычно лег в руку. Странное, почти забытое ощущение из прошлой жизни… Провела карандашом по разложенной по полу бумаге. На шершавой серой поверхности появилась загогулина. Ольга провела еще раз, посмотрела и поставила две жирые черные точки. С бумажного листа на нее глянула веселая маленькая собачка, похожая на фабричную Жульку. Ольга черкнула еще пару раз, и рядом с Жулькой нарисовалась мисочка, а в мисочке – здоровенная мозговая кость. А Ольга уже рисовала будку, и полосатого котенка на крыше, и грачей на березе… Впервые за много лет ей отчаянно захотелось рисовать. Все равно что – деревья, людей, мастера цеха Павла Семеновича, собаку Жульку, кошку Марусю, тарелку с пирогами, чайник с треснувшей крышкой – неважно… Главное – водить карандашом по бумаге, разводить краски, накладывать мазок за мазком…

Ольга остановилась, только когда совсем стемнело. Зажгла свет, глянула на часы. Батюшки-светы! Половина девятого! Надежда скоро вернется, а у нее – полный кавардак! Шкаф как был не разобран, так и остался, зато весь пол – в рисунках, набросках, эскизах…

Ольга торопливо свернула рисунки в трубочку, затолкала за шкаф. Вытряхнула из обувной коробки, где у нее хранилась всякая ерунда – нитки, ножницы, изолента и другие вещи, которые могут пригодиться в хозяйстве, – бережно уложила туда карандаши и кисти. Коробку задвинула подальше, на нижнюю полку, к самой стеночке.

С тех пор Ольга полюбила воскресенья. Проводив Надежду, она доставала кисти и жадно, со страстью, рисовала весь день напролет.

…Весна пришла поздно, зато теплая и дружная. Снег стаял за несколько дней. В начале недели на дворе еще лежали грязные снеговые кучи, а к выходным на газоне уже пробивалась свежая травка. Фабричные принарядились, сменили темные зимние пальто на веселые плащики, самые смелые уже щеголяли в туфлях на тонкий чулок. Ольга перемыла в цеху окна, и теперь там даже по утрам было ярко, солнечно, и – странное дело! – входя туда со своим неизменным ведром и шваброй, Ольга радовалась этому солнцу, и утру, и весне. Она по-прежнему скучала по детям, она по-прежнему ни о ком другом думать не могла. И ночные кошмары никуда не делись, и слезы в подушку. Но она начала верить, что все еще может получиться. Что, может быть, ей удастся скопить денег, найти хорошего адвоката и добиться разрешения хотя бы видеться с детьми – о большем она пока боялась мечтать.

И совершенно неожиданно жизнь, повернувшаяся было совсем уж к лесу передом, а к Ольге – наоборот, начала ей улыбаться.

Ольгу вызвали в профком и предложили путевку в профилакторий – вроде как поощрение за отличную работу. Ольга подозревала, что без Надежды тут не обошлось, но та отнекивалась и делала такие невинные глаза, что Ольга в конце концов от нее отстала.

В профилакторий она не поехала, конечно. Путевку давали бесплатную, но две недели отдыха никто ей оплачивать не будет. А Ольге позарез были нужны деньги на адвоката. Она ужималась, как могла, экономила на еде, штопала дыры на колготках, мыла голову детским мылом, потому что оно самое дешевое, а из транспорта пользовалась только бесплатной фабричной развозкой. Но скопить все равно удавалось мало. Пачка купюр, запрятанная в шкафу под стопкой белья, оставалась до обидного тоненькой. Каждый раз, пересчитывая свои накопления, Ольга тяжело вздыхала, прикидывая, сколько времени понадобится, чтобы набрать нужную сумму.

Однажды она чуть не сошла с ума, не найдя денег в привычном месте. Ольга металась по общежитию с дикими глазами, выпытывала у вахтера, кто входил, но вахтер, конечно, никого подозрительного не видел. Когда Надежда вернулась со смены, Ольга в три ручья рыдала, зарывшись в подушку.

– Оль? Ты чего? Умер кто-то?

Надежда всерьез заволновалась.

– Не-е-ет… Нас обворовали… Меня то есть…

– Как обворовали?!