А вот теперь мне не по себе и до жути страшно. Смотрю на его удаляющуюся спину и чувствую, как предательски начинают трястись коленки.
Но отступать уже, разумеется, поздно.
Картер останавливается неподалёку от тёмного лестничного проёма, ведущего наверх, и достаёт из кармана зажигалку.
Он по пояс раздет, и я невольно засматриваюсь на развитое спортивное тело, так красиво подсвеченное боковыми фонарями.
Пока шагаю к нему, едва переставляя непослушные ноги, отчаянно пытаюсь взять себя в руки. И куда, спрашивается, только делся мой боевой настрой?
– Чего тебе? – интересуется неприветливо, когда я встаю рядом.
Грубить обязательно?
Молчу, собираясь с мыслями. Прокручиваю в голове заранее приготовленную речь, и наконец решаюсь начать этот непростой, но такой, без сомнения, важный разговор.
– Мы с тобой – взрослые люди, – сжимаю пальцами поручни. – Я думаю, нам стоит научиться терпеть друг друга, забыть старые обиды и…
– Обиды? – и снова перебивает, поворачиваясь ко мне в анфас.
– Да.
– Нет никаких обид, – спорит он. – Не знаю, о чём ты.
Самоуверенный холодный взгляд и раскрепощённая поза свидетельствуют о том, что его совсем не волнует моё присутствие. Нисколечко…
Отворачиваюсь и всматриваюсь в темноту.
– То есть ты считаешь, что нормально ко мне относишься? – спрашиваю дрогнувшим голосом.
– Отношусь? К тебе? – уточняет зачем-то.
В груди под рёбрами надрывно ноет, а кожа под его выразительным взглядом пылает так, будто обгорела на солнце.
– Столько лет прошло… – вымученно выдыхаю я, по-прежнему не решаясь посмотреть на него. – Я знаю, ты злишься на меня, но…
– Я злюсь?
Его резкий, недобрый смех царапает слух.
– Давай так, Онил. Я тебе один раз скажу. Откровенно. Чтобы ты не выдумывала то, чего нет…
– Говори, – киваю и вынужденно поворачиваю голову в его сторону.
Картер молчит какое-то время. Бесстрастно наблюдает за тем, как я непроизвольно съёживаюсь от внезапного порыва пронизывающего ветра.
– Меня не трогает наше с тобой прошлое, если ты об этом, – хладнокровно обрушивает на меня правду он.
Жестокие слова оседают в душе чёрным пеплом, но я приказываю себе не думать об этом. Не сейчас.
– Отлично. В таком случае, можем мы общаться нормально?
– Нет, не можем, – звучит циничное в ответ.
– И что это значит? – возмущённо вскидываю подбородок.
– Это означает, что общаться с тобой я не намерен.
Кровь стынет в жилах. Его враждебность настолько осязаема!
– У нас с тобой общие друзья, Картер! Мы не чужие люди. Нравится тебе это или нет! – прерывает давящую тишину мой яростный шёпот.
Хмыкает, и лицо его при этом не выражает ни единой эмоции.
От нахлынувшей на меня безысходности хочется громко закричать.
– Мы не чужие… – повторяю я тихо.
Но это больше похоже на самовнушение.
Картер травит меня тяжёлым взглядом и в какой-то момент едва заметно отрицательно качает головой.
– Чужие, Мелроуз. Давно чужие…
Будто кислоту пустили по венам.
Что угодно, но только не это! Не это холодное равнодушие!
В горле битое стекло, на языке едкая горечь, и мне приходится приложить немало усилий для того, чтобы продолжить.
– Ты только и делаешь, что цепляешь меня. Я хочу знать почему.
Удивительно, но мои глаза сухи. Даже странно, что я до сих пор так стойко держусь.
– Тебе показалось, – тушит окурок в пепельнице и прячет руки в карманы спортивных шорт.
– Показалось…
Грустная улыбка – это единственное, что я могу выдать в ответ.
– Всё? Или что‑то ещё? – намекает на то, что устал от этого диалога.
– Торопишься?
– Даже не представляешь как… – склоняет голову чуть влево.
– Ты стал таким надменным и заносчивым. Противно! – уже даже не пытаюсь себя контролировать.
– Иди проспись. От тебя разит алкоголем. Вот что противно, Онил, – пренебрежительно бросает он.
Не могу сказать, что конкретно меня добило: его деланное спокойствие или взгляд, выражающий откровенное разочарование и осуждение. Но уже в следующую секунду моему терпению и выдержке приходит конец.
Бросаюсь на Картера, и что есть мочи бью его. Зло. Остервенело… Наношу удары по лицу, корпусу, плечам. Дерусь в одностороннем порядке. Потому что он до какого-то момента снисходительно позволяет всё это, практически не защищаясь.
Совсем выбившись из сил, останавливаюсь. Волосы растрепались, в глазах застыли жгучие слёзы, а внутри… внутри медленно умирает израненная душа...
– Рехнулась? – дёрнув за предплечье, толкает меня к стене.
Разозлился. Задышал чаще. И глаза опасно сверкают, полыхая яростью.