Вот почему Томпсон со своим партнером (а в фильме — Депп с Дель Торо) выезжают по журналистскому заданию на мотогонки в открытом красном "шевроле". Наглотаться пыли в пустыне довелось и актерам, и режиссеру, которого продюсер-палестинец закутал в бедуинский платок и прозвал 'Терри Аравийским". А когда герои получают задание осветить деятельность полиции по борьбе с наркотиками, они накачиваются галлюциногенами, даже не доехав до отеля в Лас-Вегасе, который по прибытии кажется им населенным ящерицами в рост человека. И это в городе, где, при всех его пороках, горстка марихуаны могла стоить ее держателю двадцати лет тюрьмы.
Кстати, по поводу ящериц. На пресс-конференции в Канне Гильям и Депп дружно защищали свою картину и ругали пресловутую "Годзиллу".
Если Аепп — новичок в режиссуре, этого никак не скажешь о Терри Гильяме. Когда-то, больше десяти лет назад, он навсегда покорил сердца наших благодарных киноманов фильмом "Бразилия" (1985) — одним из самых ярких и одновременно мрачных футуристических гротесков в истории кино. Трехчасовой опус, выдержанный в тонах кафкианской комедии, не просто пугал ужасами тоталитарного общества (нас не очень-то запугаешь), но доставлял неизъяснимую радость свободой режиссерской мысли, богатством изобразительных фактур и остроумием драматургических ходов. Невозможно забыть сцену, когда в электропровода попадает муха, убитая программистом, и в компьютер вклинивается ошибка: следует приказ вместо мелкого "террориста-водопроводчика" Таттла арестовать вовсе уж безопасного обывателя Баттла. Врезались в память и сны главного героя — забитого чиновника из министерства информации, почти стукача, который, превращаясь в некий гибрид Икара и Зигфрида, летит на золотистых крыльях над чудесной зеленой страной (Бразилией?) и спасает свою избранницу.
Гильям родился в сердце Америки, в столице ее "кукурузного пояса" Миннеаполисе, скучнее которого, говорят, нет ничего на свете. Спасался от скуки на поприще политолога, потом в рекламных агентствах Лос-Анджелеса и Нью-Йорка, работал в иллюстрированных журналах типа "Мэд" ("Безумный"), для которых рисовал комиксы. Рванул в Лондон в годы, когда тот стал столицей международной богемы.
С 69-го по 82-й работал с группой телевизионных комиков "Монти Питон", сам режиссировал, выступал как актер, делал коллажи, декорации и анимационные вставки в духе поп-абсурдизма и сюрреализма. Был одним из активистов популярной киносерии ("Летающий цирк Монти Питон", "Монти Питон и Святой Грааль", "Монти Питон — смысл жизни"), пропитанной специфически британским юмором и уже предвосхищавшей зрелищные фантазмы зрелого Гильяма. Только в 1976-м Гильяму удалось выступить в режиссуре самостоятельно (средневековая мистерия "Джэберуоки"), а уже будучи сорокапятилетним, прославиться благодаря "Бразилии" — одному из стилеобразующих фильмов 80-х годов.
Это был высокобюджетный проект стоимостью в 14 миллионов долларов, и уже тогда Гильям конфликтовал со студией "Юниверсал", которая после европейского триумфа потребовала сократить картину на 17 минут для американского проката. Однако сотрудничество режиссера с большими американскими компаниями не прервалось, и хотя его дом находится под Лондоном, где Гильям обитает с женой Мэгги и тремя детьми, по всем параметрам — бюджеты, звездные исполнители, рекламная раскрутка — режиссер принадлежит большому голливудскому кино.
В этом есть что-то парадоксальное: ведь Гильям не стал ни стопроцентным жанровым профи (как, скажем, Пол Верхувен), но и не сделал ни одного фильма, столь же художественно успешного, как "Бразилия". "Приключения барона Мюнхгаузена" (1989) выглядели так же экстравагантно и визуально круто, но в них было заметно меньше динамики и кинетической энергии, изображение казалось статичным и оттого бездушно манерным. Впрочем, тогда это списали на маньеризм — модный барочный стиль времени.
Одним из самых приятных и лиричных фильмов Гиль-яма стал "Король-рыбак" (1991), в котором уже содержится прообраз "Лас-Вегаса". Тоже пара беглецов из манхэттенского истеблишмента (один — успешный радиодиск-жокей, другой — профессор, спец по истории Средневековья) вступают в суровую одиссею, проходя через ночлежки, порно-шопы, панко-джанковские притоны и гей-бары, чтобы завершить путешествие сентиментальной песенкой в Центральном Парке: "Я люблю Нью-Йорк в июне, а ты?"