— Вероятно, не стоило об этом упоминать, — вздохнул он. — Теперь Кирюха мне точно врежет, — усмехнувшись, он продолжил более серьезным тоном. — Мы росли в интеллигентных семьях. И богатых. Наши родители помешаны на том, чтобы вырастить из нас самых лучших и достойных. С малых лет они отправляли нас на всевозможные кружки. Рисование, пение, борьба, что угодно. Даже танцы. Всевозможные репетиторы. Лучшая из школ. Гимназия. Конечно же мы взбунтовали, — на лице парня появилась кривая улыбка. — Мы добились того, чтобы нас перевели в обычную школу. Кирилл попал туда в пятом классе, а я в седьмом. Так и познакомились. И подружились. Общие проблемы, общие интересы — и все дела. Когда я только начал с ним общаться, он уже катился вниз. Все разрушал, не подчинялся, нарушал правила. Он хотел свободы, в то время как я стремился к жизни обычного ребенка. К жизни, которая все равно осталась для меня недоступной. Возможно, если бы не Сомаров, у меня бы было то, чего я желал, — Леша ухмыльнулся. — Но я не жалею. Он хороший друг. За своих стоит горой, — он ненадолго замолчал, над чем-то задумавшись, а потом снова продолжил. — Кирюха был чужим в этом классе. Его опасались и обходили стороной. Кто-то презирал. А его это безумно бесило, и от этого он бунтовал все больше. Когда появился я, безразличный к тому, что о нем говорят, он притих. Наблюдал за мной, изучал. Тоже самое делал и я. В результате, когда ему устроили стрелку старшеклассники, вмешался обычно убийственно спокойный я. В тот самый день я потерял свой статус примерного хорошего мальчика, — он вновь ухмыльнулся. — Но зато приобрел друга в лице Сомарова. Наши родители наконец-то успокоились. Каждый считал, что раз мы оба из интеллигентных семей, то бояться нечего. Нас оставили в покое, и это было их ошибкой. Будучи чужими для всех наших сверстников, мы искали себе другие занятия. Более жесткие. Мы закаляли характер, и я сам не заметил, как Сомаров стал слишком жестоким, слишком хладнокровным. По большей части здесь виновата его мать. Она до сих пор требует от него слишком многого. А Сомаров не желает подчиняться, и делает все наоборот. Его мать постоянно закатывает истерики, а Сомарова это еще больше бесит. Пока его не оставят в покое, он будет и дальше переступать правила. Нарушать законы. С каждым годом его забавы становятся все более жестокими, более мерзкими, более опасными. И я не в силах это прекратить, — Солдатов тяжело вздохнул, прикрыв лицо руками. Кажется, его действительно беспокоило то, что происходит с Сомаровым.
— Поэтому вы поругались? — тихо спросила я. Его рассказ очень медленно укладывался в моем сознании.
— Да, — помедлив, ответил он. — Этот спор… Это уже перебор. Он переходит все границы. То, что он сделал с твоими сожительницами… — меня передернуло от этого упоминания. — Они, конечно, сами виноваты, без головы на плечах, но для него это уже слишком. И то, как он ведет себя с тобой. Я понимаю, что он по-другому не умеет. Но он мог бы попытаться быть мягче, ты все-таки девушка. К тому же, ты не такая, как все те, с кем он путался до этого. Ты правильная, хорошая, скромная. А он ведет себя, как последняя скотина, — Алексей сжал зубы. Кажется, этот факт его бесил. — Помнишь, как я на паре подмигнул тебе? — неожиданно улыбнулся он, посмотрев на меня. Я кивнула. — Я тогда долго думал над тем, что делать с этой ситуацией. А потом понял, что все будет хорошо. Именно потому, что он наткнулся на тебя, а не на какую-то другую.
— Почему ты так думаешь? — непонимающе спросила я, рассматривая его.
— Потому что ты заставляешь его тормозить. Он тянет время, растягивает момент. Он медлит и не желает спешить. И к тому же, Сомаров наконец-то прислушивается к моим словам. Он старается быть осторожнее с тобой. И он на время притих. Все время думает о том, как добиться своего самым лучшим способом. Не буйствует, не напивается. Не нарушает законы, за исключением правил дорожного движения. Но зато он стал еще более резким и жестким. Особенно, когда речь заходит о тебе.
— Но я все равно ему не нужна, — тяжело вздохнув, я вновь устремила взгляд в окно. Деревья сменились поляной, но это было не менее красиво. — Когда он добьется своего, он выбросит меня как надоевшую игрушку.
— Добьется ли? — слегка улыбнулся Леша.
— Добьется, — тихо отозвалась, и, отвернувшись, поспешила обратно, откуда пришла.
— Ты сдаешься? — резковато спросил Солдатов, остановив меня, и схватив за запястье, поворачивая к себе.
— Нет, но сдамся, — я печально улыбнулась, посмотрев на него. — И мне жаль, что на месте Сомарова не мог оказаться ты, — парень молчал, изучая мое лицо. Я тоже не отрывала от него взгляда.
— И давно ты приняла решение? — наконец-то произнес он.
— Давно, — кивнула.
— Что ж, мотоцикла мне не видать, — усмехнулся Леша, но его глаза в тусклом свете были совершенно серьезными. — Я не буду говорить об этом Сомарову. Возможно, ты подумаешь еще раз и изменишь свое решение.
— Не изменю, — устало вздохнула я, отведя взгляд в сторону. — И спасибо. Не хочу, чтобы он знал.