Всего один неверный шаг

— Он в своё время поступил мудрее, когда позволил тебе с головой уйти в роман. И был с тобой по-королевски терпелив. А ты? Подумай об этом, дочь. Чего ты хочешь? Быть правой или быть счастливой? Изменил тебе муж или нет, даже неважно, все мы люди, все ошибаемся. И ты можешь не признавать его точку зрения или его право общаться с другой женщиной, но, если ты будешь упорствовать, ты его потеряешь. Ты действительно хочешь его потерять?

— А нельзя быть и правой, и счастливой? — выдохнула я, не желая отвечать на её последний вопрос.

— Иногда можно, но чаще приходится выбирать. И знаешь, сейчас я скажу тебе одну вещь, которая тебе очень не понравится. Мне в своё время не понравилась, но позволила многое принять потом. И ты запомни, а подумаешь после, когда будешь способна взглянуть на ситуацию со стороны.

Она сделала паузу, словно хотела убедиться, что я её слушаю.

— Да говори уже, — глотнула я воды, что принесла для утюга.

— Люди так боятся измен, — выдохнула она. — Так непримиримы к предательству, но на самом деле без предательства нет любви. Предательство — её мерило, её инструмент, её испытание и её цена. Если близкий человек тебя ни разу не предал, ни разу не оступился, не сделал неверный шаг и тебе не за что его прощать — это лишь слова, лишь имитация, лишь демонстрация любви. Любовь стоит столько, какая цена за неё заплачена. И цветы, подарки, забота, понимание, уважение — всё это не цена. Любовь проверяется предательством. Чем сильнее предательство — тем труднее прощение. Как бы сильно ни раскаялся тот, кто его совершил, если тот, кого он предал, не простил — здесь нет любви. Держаться тут больше не за что. А вот если искренне простил — только это и есть любовь. Самая что ни есть настоящая.

— Ты хотела сказать, простил и ни разу за десять лет не попрекнул, — усмехнулась я.

— Может, твой муж потому и не смог подобрать правильные слова для этого разговора, что не хотел напоминать, не хотел тебя ранить. Игорь тебя любит, дочь. А вот любишь ли его ты… — закончила она многозначительной паузой.

— Я тебя услышала, мам. Ладно, пойду. Вероника уже пришла, надо ужин готовить. Начну со следующей недели работу искать.

— Какую работу? — спросила она строго, и я тут же вспомнила, что моя мать, может, и мудрая женщина, но она резкая, непреклонная и сложная мудрая женщина. — А кто будет с детьми?

— У меня не грудные дети, мам. Они справятся.

— Веронике двенадцать!

— Двенадцать, не два.

— В общем, я поняла…

О боже! Нет. Уже по тону было ясно, что она сейчас скажет. И я не ошиблась.

— Я прилечу ближайшим рейсом.

— Нет, мам, пожалуйста, — буквально взмолилась я. — Не надо сейчас прилетать. Я буду выбирать собеседования в первой половине дня, пока они обе на занятиях, я буду…

Господи, мне и так плохо. Я и так едва справляюсь. Едва тяну ссоры со старшей, едва вывожу слёзы младшей. Едва волочу быт, который неожиданно стал обузой. Ещё маму терпеть.

Но если моя мать решила причинять добро, спорить с ней было бесполезно.

К нам едет ревизор.

Глава 43. Игорь

На линейку к дочери в школу Игорь Наварский приехал прямиком из онкоцентра.

Онколог назначил ему встречу на семь утра — сразу после ночной смены, ему тоже нужно было на линейку к внукам, и Игорь, конечно, согласился.

Он сидел в машине, глядя, как потихоньку собираются к школе нарядные школьники, топчутся в сторонке взволнованные родители, торопятся по своим делам учителя и возвращался к разговору с врачом снова и снова.

Тот принёс историю болезни Светы, коротко объяснил, что такое меланома, а потом поведал историю, от которой у Игоря встал ком в горле.

— Если бы она два года назад не отказалась от лечения, чтобы выносить ребёнка, возможно, и сейчас всё было бы не настолько печально. Но рост эстрогенов во время беременности спровоцировал повышенный уровень меланина, меланин — рост опухолей, а ребёнка она всё равно потеряла.

— Опухолей? — уточнил Наварский.

— Да, у Светланы злокачественная опухоль, метастазирующая лимфогенным путём почти во все органы, начиная от радужной оболочки глаз и заканчивая ногтевым ложем. Большая удача, что после смерти мужа и потери ребёнка она всё же прошла курс лечения, хотя уговорить её было почти невозможно, но это продлило ей жизнь почти на два года. Сейчас начался рецидив, и процесс стремительно прогрессирует.

— Но неужели ничего нельзя сделать? — выдохнул Наварский. — Что угодно. Какое угодно, хоть самое фантастическое решение. Я слышал, больных лейкозом лечат, заражая краснухой.

— Да, я тоже об этом слышал: о выздоровлении больных лейкозом после перенесённой краснухи, но это скорее совпадение, или исключение из правил, медицинский парадокс, если хотите.

— И всё же, если есть такое решение…

Игорю показалось, врач задумался. Не о том, как бы повежливее ему объяснить, что в данном случае решения нет, а именно о решении.

Он побарабанил пальцами по столу, пожевал губами, посмотрел на часы.

— Оставьте мне свой номер, — сказал он Наварскому, и на этом их разговор был закончен.