Всего одно злое дело

Она рассмеялась.

– А я очень рукастая, Томми. Все, что здесь нужно, – косметический ремонт… ну, конечно, кроме труб в кухне, для которых понадобится человек, который разбирается в этом лучше, чем я. Но если забыть об этом, то скелет квартиры совсем не плох.

– Мне приходят мысли об остеопорозе.

Дейдра опять рассмеялась.

– Я люблю трудности. Вы же об этом знаете.

– Вы же еще ее не купили? – с надеждой в голосе спросил Томас.

– К сожалению, я не могу этого сделать, пока не продам свою квартиру в Бристоле. Но мне предложили опцион, и я счастлива. И могу пока пожить здесь. Так что все без обмана, нет?

– Ну, конечно, – согласился Линли.

– Не вижу большого энтузиазма с вашей стороны. Но подумайте о ее преимуществах.

– Я весь внимание и уже готов восхищаться ими.

– Так вот, – Дейдра взяла его за руку, и они вернулись в гостиную, хотя в узком коридоре им приходилось быть осторожными. – Первое – это то, что квартира расположена не очень далеко от зоопарка. На велосипеде я могу добраться до него за пятнадцать минут. Не надо связываться с транспортом. Я могу даже продать свою машину. Я этого, конечно, не сделаю, но смысл в том, что транспорт мне не нужен. Это, и сама возможность немного размяться… это просто восхитительно, Томми.

– Не думал, что вы еще и велосипедист, – мягко сказал Линли. – Роллер-дерби, турниры по дартсу, велосипед… Да вы просто полны сюрпризов. Я что-то еще упустил?

– Йога, бег и лыжи, – ответила женщина. – Еще я занимаюсь альпинизмом, но не так часто, как мне хотелось бы.

– Я посрамлен, – заметил Томас. – Для меня поход на угол за газетой – уже целое событие.

– Я знаю, что вы меня обманываете, – сказала Дейдра. – Я вижу это по вашим глазам.

Он улыбнулся и поднял бутылку шампанского, которую принес с собой.

– Я думал… Должен сказать, что я ожидал чего-то другого… Что мы расположимся на мягком диване. Или в очаровательном саду. Или, на худой конец, устроимся на толстом персидском ковре. Но в любом случае, давайте обмоем квартиру и пропишем вас в Лондоне, со всеми вытекающими последствиями.

Ее губы изогнулись в улыбке.

– Не вижу причин, почему мы не можем этого сделать. Вы же знаете, что в душе я девушка простая.

– И что же нам для всего этого понадобится? – спросил Томас. – Я имею в виду, для квартиры.

– Как ни странно, для этого мне понадобишься только ты.

Белгравия, Лондон

Томас явился домой сразу после полуночи. Он был переполнен эмоциями, в которых надо будет еще разобраться. В первый раз в его жизни появился смысл. Что-то очень хрупкое, что было разбито в прошлом, было тщательно восстановлено по кусочкам.

В доме было темно. Дентон, как всегда, оставил гореть единственную лампочку внизу лестницы. Линли выключил ее и в темноте поднялся по ступенькам. Он прошел в свою комнату и там, нашарив на стене выключатель, зажег свет. Секунду он стоял, рассматривая свою спальню: громадная деревянная кровать, комод с ящиками, два платяных шкафа. Молча пересек комнату и подошел к стулу с расшитым сиденьем, который стоял перед туалетным столиком. На его стеклянной поверхности все еще стояли духи и разные баночки Хелен, которые никто не трогал с того трагического дня.

Томас взял ее расческу, на которой все еще оставалось несколько ее волос. Меньше года он имел счастье наблюдать, как она по вечерам расчесывает свои волосы, болтая с ним. Томми, дорогой, нам прислали приглашение на обед, на котором, по-моему, будут засыпать мухи. В небольших дозах он может оказаться тем самым безопасным снотворным, которое ученые разыскивают уже много лет. Мы можем отказаться под благовидным предлогом? Или, может быть, ты хочешь подвергнуться пытке? Ты же знаешь, как я могу притворяться заинтересованной в то время, когда думаю совсем о другом. Но я сомневаюсь в твоих способностях так искусно лицемерить. И что же посоветуешь сделать? А потом она поворачивалась, залезала к нему в постель и позволяла ему зарыться лицом в ее только что расчесанные волосы. Ему было абсолютно все равно, пойдут ли они на этот обед или нет, – до тех пор, пока она была рядом.

– Ох, Хелен, Хелен, – пробормотал Линли.

Он взял расческу, отнес ее к комоду, открыл верхний ящик и положил глубоко-глубоко внутрь – как реликвию, в которую она теперь превратилась. А затем тщательно закрыл ящик.