Всего одно злое дело

– Pronto[50].

Он услышал то, что и ожидал услышать:

– Приезжай в Баргу, Тоpо[51]

. Пора нам с тобой побеседовать.

Барга, Тоскана

Было совершенно естественно, что Пьеро Фануччи не жил в Лукке или ее окрестностях. Ведь это бы облегчило жизнь многим людям. А il Pubblico Ministero[52] был не тем человеком, который думает об облегчении жизни другим, особенно полицейским, которые ему подчинялись. Он любил жить на холмах Тосканы. И если кому-то, с кем он хотел обсудить расследование, приходилось больше часа в апрельский вечер добираться до его дома, – что ж, такова жизнь.

Хорошо хоть, что il Pubblico Ministero не жил в центре Барги. В этом случае до него пришлось бы добираться, преодолевая бесконечные ступени и лавируя по множеству переходов, которые вели в сторону Дуомо, расположенного высоко на холме. Фануччи жил недалеко от дороги на Джалликано. Чтобы попасть к нему, надо было ехать по серпантину под углом, который заставлял волосы вставать на затылке дыбом, из деревни, расположенной в долине, но туда хотя бы можно было добраться на машине.

Сальваторе знал, что, когда он приедет, il Pubblico Ministero

будет один. Его жена навещала одного из их шести детей – именно в посещении детей проходила ее жизнь с момента, когда дети стали достаточно взрослыми, чтобы жениться и завести собственные дома. Его любовница, несчастная женщина из Джаликкано, которая стирала, убирала и подчинялась малейшему приказу Фануччи, появляясь в его спальне по первому зову, тоже уже ушла, после того как съела свой одинокий обед на кухне и вымыла посуду после одинокого обеда, который Фануччи съел в столовой. Он будет заниматься своей единственной и непреходящей любовью – орхидеями, ухаживая за ними с такой нежностью, которую он мог бы выказать, но никогда не выказывал по отношению к своей семье. По прибытии Сальваторе полагалось восхититься теми цветами, которые цвели в настоящий момент. До тех пор, пока он этого не сделает, причем с той долей восхищения, которая бы удовлетворила il Pubblico Ministerо, ему не раскроют причину, по которой его пригласили в Баргу.

Сальваторе припарковался перед домом Фануччи – приземистой квадратной виллой терракотового цвета, которая расположилась среди ухоженных садов, за металлическими воротами. Как всегда, они были закрыты, но, набрав нужный код, старший инспектор смог войти.

Он не стал заходить в дом, а вместо этого обогнул его и прошел на задний двор виллы, откуда открывался вид на крутой обрыв в долину и склоны холмов напротив, к которым прилепились десятки тосканских деревенек. Еще через час они превратятся в россыпь огней во мраке ночи. В дальнем конце террасы виднелась крыша оранжереи с орхидеями, которая располагалась на нижнем уступе холма. Тропинка, посыпанная щебенкой, вела к виноградной беседке, которая обеспечивала тень. В тени стояли кресла и стол, на котором высилась бутылка граппы и стояла тарелка с любимым biscotti[53] Фануччи. Самого il Pubblico Ministero

за столом не было. Как и предполагал Сальваторе, он находился в оранжерее, ожидая комплиментов. Сальваторе мысленно собрался с силами и вошел.

Фануччи занимался тем, что обрызгивал водой листья десятка или более цветов, стоявших на торфяной полке, протянувшейся вдоль стены теплицы. Они относились к тем сортам, у которых на одном высоком стебле, привязанном к бамбуковой палке, росло одно-единственное соцветие цветов, которые Фануччи тщательно оберегал от попадания на них воды. На носу у него были одеты очки, а во рту торчала самокрутка. Живот его нависал над cintura, который поддерживал его брюки.

Фануччи не прервал своего занятия. Он молчал. Это дало Сальваторе время собраться с мыслями и попытаться понять, чего хочет от него его начальник на этот раз. Все знали, что Фануччи, как хамелеон, был il drago[54] для одних и il volcano[55]

для других.

Он был также самым уродливым мужчиной, которого Сальваторе видел в своей жизни. Чернявый, как contadini[56] в Базиликате, месте, где он родился; лицо его было усыпано бородавками, которые не мог бы вылечить даже святой Рокко; на правой руке у него был шестой палец, которым он по привычке размахивал перед лицом собеседника, чтобы сразу же понять по его лицу, как собеседник к нему относится. Его внешний вид был для него божьим испытанием во времена молодости, но со временем Фануччи научился ловко им пользоваться. И теперь, достигнув возраста и положения, которые позволяли ему легко изменить свой внешний вид, он отмел эту возможность. Его внешний вид был его верным слугой.

– Прекрасны, как всегда, мagistrato[57], – произнес Сальваторе. – Как называется вот эта?

И он указал на цветок, на лепестках которого, цвета фуксии, были мазки желтого цвета, которые освещали цветок изнутри, как вечерние лучи солнца иногда освещают темнеющую опушку леса.