Всей мощью огня

Итак, мы продвигались вперед. Вполне понятно, что гитлеровцы всеми силами старались воспрепятствовать осуществлению наших замыслов. Они предприняли ряд ожесточенных контратак, пытаясь восстановить первоначальное положение. Однако и такое развитие событий было предусмотрено нами. Было бы наивным полагать, что враг не окажет сопротивления. Поэтому, захватив какой-либо рубеж, части дивизии тут же закрепляли его, готовились к отражению ответных ударов.

Как-то утром, возвратившись из политотдела дивизии, в землянку, где разместился штаб, зашел полковой комиссар К. И. Тарасов.

— Знаете, Георгий Никитович, какую интересную новость я привез? Оказывается, против нас снова появилась 79-я пехотная дивизия немцев. Надеюсь, помните такую?

Еще бы не помнить! Это соединение считалось одним из самых лучших в 6-й армии гитлеровцев. Нам довелось вести тяжелые оборонительные бои против 79-й пехотной дивизии еще зимой 1941/42 года под Белгородом, под Харьковом. Она входила и в состав ударной группировки, прорывавшей нашу оборону в конце июня 1942 года.

— Откуда такие сведения, Кирилл Ильич? — поинтересовался я. — Если не секрет, разумеется…

— Какой же тут секрет. Разведчики вчера «языка» взяли.

— Что ж, выходит, судьба! Теперь будет у нас возможность свести старые счеты.

— Да, думается мне, что скоро, используя эту свежую дивизию, фашисты попытаются изменить обстановку в свою пользу. Надо будет рассказать бойцам, кто вновь появился перед нами. Злее драться будут. Вы, Георгий Никитович, у себя в штабе, а если доведется не сегодня завтра быть в подразделениях, имейте это в виду, непременно поговорите с людьми. И перед помощниками своими такую задачу поставьте.

Предположения полкового комиссара Тарасова полностью оправдались. Даже и нескольких дней ждать не пришлось. Уже 23 августа гитлеровцы начали яростные контратаки. Видно, очень уж мешал им наш задонский, теперь значительно расширившийся плацдарм. Судя по всему, намерения у фашистов были таковы: мощным ударом взломать нашу оборону, смять подразделения, сбросить их в Дон.

Но не тут-то было. Недаром каждый рубеж, отбитый нами у противника, как я уже говорил, немедленно закреплялся. То есть, ведя наступление, мы не забывали и об обороне. И теперь, основательно зарывшись в землю, бойцы стойко отражали все атаки. Ни артиллерийский обстрел, ни бомбежки не могли изменить положения.

К 27 августа противник перебросил на наш участок фронта части 22-й танковой дивизии. Нашим пушкам, находящимся в основном в боевых порядках пехоты, теперь пришлось вести огонь по танкам. Самоотверженно действовали артиллеристы всех подразделений. Но мне почему-то особенно запомнился расчет, которым командовал сержант Каурбек Тогузов.

Он был родом из Осетии. Спокойный, неторопливый, даже, пожалуй, чуть флегматичный в повседневной жизни, он неузнаваемо преображался в напряженные минуты боя. Мне не раз приходилось видеть его в такой обстановке. Темные глаза закипали гневом, движения становились резкими, порывистыми. Казалось, еще совсем немного, и танк вспыхнет от одного только взгляда Тогузова.

И танки загорались. Не от взгляда командира орудия, разумеется, а от метких выстрелов. Так было и 27 августа, когда я во время одной из очередных контратак оказался на батарее. На моих глазах расчет Каурбека первым же снарядом подбил головной танк. Вначале бронированная машина беспомощно закрутилась на месте, словно ослепнув, потеряв ориентировку, потом, буквально через несколько секунд, окуталась густыми клубами черного дыма.

— Вот это по-осетински! — воскликнул кто-то из бойцов.

Каурбек оглянулся и, сверкнув угольками глаз, ответил:

— По-русски, товарищи, по-русски бьем врага!

Эти слова командира орудия скоро стали известны во всем полку, а потом и за его пределами. Сколько раз, бывало, артиллеристы или стрелки, повстречав где-то сержанта Тогузова, с доброй улыбкой спрашивали его:

— Расскажи-ка нам, Каурбек, сын Тембулата, как надо бить фашистские танки по-русски?

— А так, чтобы с первого выстрела дух из него вон! — отвечал с достоинством Каурбек Тембулатович Тогузов. — Это и будет по-русски.

Почти целую неделю атаковали нас гитлеровцы, но добиться успеха так и не смогли. Не то чтобы прорвать оборону, даже где-то вклиниться в нее им не удалось. Мы оказались сильней той самой 79-й пехотной дивизии врага, с которой неоднократно встречались раньше. Наконец фашисты, понеся значительные потери в людях и вооружении, прекратили попытки вернуть утраченные позиции. Плацдарм не только остался в наших руках, но и весьма существенно расширился.

С утра 28 августа по приказу командующего фронтом мы перешли к обороне. И вновь стрелки, артиллеристы с помощью саперов укрепляли позиции, все глубже и глубже закапываясь в землю. Ни у кого не было сомнений в том, что, когда это потребуется, когда придет наш час, мы снова двинемся вперед. Этого ждали, об этом мечтали. Но каждый теперь понимал, что лучшая подготовка к наступлению — укрепление обороны.

* * *