Вселенная Ехо. Том 2

– Только я хочу сам это сделать, Ахамстольф! – возбужденно сказал толстяк. До сих пор он сосредоточенно молчал, методично опустошая кружку за кружкой, и вообще совершенно не соответствовал рекомендациям Эбенгальфа, который почему-то называл его «веселым мужиком».

– Ладно, сам так сам, – снисходительно согласился Эбенгальф. – Моим же слугам лучше, не придется лишний раз в твоем дерьме ковыряться.

Толстяк расцвел улыбкой и осторожно взял в руки кувшин.

– Разобьешь – убью, – беззлобно сказал ему Эбенгальф. Чувствовалось, что он не угрожает, а просто честно предупреждает о последствиях – так врач, прописывая лекарство, должен рассказать пациенту о возможных побочных эффектах.

– Если я разобью этот кувшин, я сам на себя руки наложу! – с чувством ответил толстый Наоргаль. – Зачем тогда жить?!

Мы подошли к телеге с дерьмом. Моя вежливая улыбка растаяла, уступив место невольной гримасе отвращения. Хэхэльф же взирал на происходящее, как ученый на новую разновидность вши: никакой брезгливости, только живой интерес исследователя.

Я думал, что счастливчик Наоргаль просто начнет черпать дерьмо кувшином. Оказалось, что все не так просто. Во дворе появились слуги с приборами, похожими на длинные узкие ложки. Если вам когда-нибудь понадобится перекладывать дерьмо в кувшин с узким горлышком, я настоятельно советую обзавестись чем-нибудь в таком роде. Во всяком случае, у Наоргаля работа спорилась. Не прошло и минуты, как кувшин был наполнен. Он захохотал от избытка чувств, залпом осушил кувшин и тут же принялся накладывать новую порцию.

– Что, уже успело превратиться? – недоверчиво спросил я Эбенгальфа.

– Ну да, – кивнул тот, – а ты как думал? Мгновение – и все! Это же древняя магия!

– Ну, если древняя, тогда понятно, – вздохнул я.

– Хотите попробовать? – гостеприимно предложил Эбенгальф. – Вино действительно отличное получается… Вообще-то Нидольгаля от кувшина не оторвешь, пока он полтелеги не высосет, да и потом придется потрудиться, чтобы забрать у него кувшин, но ради таких гостей могу и похлопотать.

– Не будем лишать его удовольствия, – натянуто улыбнулся я.

Про себя же решил, что, может быть, и решусь попробовать продукт чудесных превращений, но лишь в том случае, если речь будет идти о моей жизни, не раньше.

– Я бы попробовал, – заинтересованно сказал Хэхэльф. – Но спешить действительно не стоит: пусть господин Наоргаль сначала напьется. А мы пока можем закончить завтрак.

– Пошли, – кивнул Эбенгальф. – Но предупреждаю, пока он действительно напьется, мы успеем не только позавтракать, но и состариться.

В полдень мне все-таки как-то удалось убедить гостеприимного хозяина, что единственное, в чем я сейчас нуждаюсь, – это хоть в плохонькой кровати. Что касается Хэхэльфа, он заснул прямо за столом. Этот поступок вызвал серьезное одобрение Эбенгальфа. Он заявил, что мой друг поступил совершенно правильно: зачем тратить время на путешествие в спальню и обратно, если можно подремать прямо за столом, а проснувшись, сразу продолжить пир?

Я как-то выкрутился, сославшись на свою «демоническую» природу, которая требует время от времени оставаться в уединении – старая песня, она выручала меня еще в первые дни, проведенные в замке Таонкрахта, выручила и сейчас. Эбенгальф подозвал одного из слуг и велел ему проводить меня в спальню.

* * *

Некоторое время я не мог заснуть. События последнего, совершенно бесконечного дня разрывали меня на части. Мой волшебный ветер и телега дерьма, которому предстояло превратиться в вино, «веселенькая вечеринка» в замке Таонкрахта и внезапно вернувшаяся ко мне надежда на скорое возвращение домой, мудрость Хэхэльфа и его дурацкая затея с новой пряностью, моя неожиданная, необъяснимая, сметающая все на своем пути сила и внезапно сменившая ее смертельная усталость, кошмарная двухголовая красотка и песочные часы, которые явственно маячили перед моим внутренним взором с того момента, как я узнал, что до конца года осталось всего двадцать дней, – все слиплось в тяжелый темный ком, который ворочался в моей бедной голове и не давал мне удрать в спасительные объятия сновидений.

– Навести меня, ветер Хугайда, убаюкай меня, пожалуйста, – прошептал я.

Мой голос звучал жалобно, как у больного ребенка, о котором забыли загулявшие родители, но древний ветер оказался великодушным существом. Он пришел ко мне и принес покой и прохладу, а больше ничего и не требовалось.

Мне приснилось, что я сижу в своей гостиной, в том самом кресле, которое мне пришлось скоропостижно покинуть по воле бесноватого чародея Таонкрахта. За окном был город, который я любил со страстью, неуместной, когда речь идет всего лишь о большом скоплении человеческих жилищ. Но во сне мое сердце сжималось от тоски по разноцветным солнцам, зеленым водам и – самое главное! – волшебным ветрам Хоманы.