Вселенная против Алекса Вудса

— Читал, — спокойно кивнул доктор Бедфорд.

— Меня ждет слепота. Ноги откажут. Я даже на горшок не смогу ходить без посторонней помощи! Потом перестану разговаривать, потом — глотать. И скорее всего сдохну, подавившись собственной блевотой!..

— Я понимаю ваше отчаяние.

— Если бы вы понимали, мы бы с вами здесь не разговаривали! Я никогда не поправлюсь!

— В подобном состоянии вы и не можете думать иначе, — сказал доктор Бедфорд. — Но это не значит, что…

— Алекс! — мистер Питерсон повернулся ко мне, трясясь от ярости. — Поскольку мистер Бедфорд, кажется, считает меня умственно отсталым, будь так любезен, скажи ему как свидетель, что я трезвомыслящий человек и все знаю о своих перспективах.

Я покраснел до корней волос.

— Я думаю, доктор Бедфорд сам все понимает…

Мистер Питерсон глухо зарычал.

— Никто не считает вас умственно отсталым, — продолжал доктор Бедфорд. — Вас поместили сюда вовсе не поэтому. Я уже объяснял: здесь находятся пациенты, которые могут причинить вред себе или окружающим.

— В том-то и дело, что это разные вещи! Никто не может мне запретить причинять вред себе.

— Но вы связаны с другими людьми, желаете вы того или нет. Вы не можете причинить вред себе, не задев их чувств.

Доктор посмотрел в мою сторону. Я стал пунцовым. А мистера Питерсона прорвало.

— Охренительно! — воскликнул он. — Шантаж благом окружающих! Думаете, я обязан жить ради блага других? Растягивать собственные мучения и заставлять других страдать вместе со мной? И вы утверждаете, что это благо?!..

Доктор Бедфорд помолчал выверенные пять секунд.

— Пожалуй, я зайду к вам попозже. А вы пока отдохните.

И ушел. Еще несколько секунд мы оба напряженно молчали. Потом мистер Питерсон сказал:

— Ладно, раз ты еще здесь, скажи мне. Вот ты его видел. Что думаешь?

В голове у меня был сумбур. Слишком много нервных окончаний пришло в возбуждение. Я пытался сформулировать связную фразу, но мысли разбегались. Наконец я выдавил из себя:

— Не думаю, что они скоро вас отпустят.

Мистер Питерсон посмотрел на меня исподлобья. Я ждал, что он опять начнет возмущаться, но он лишь мрачно кивнул. У него тоже не было сил спорить.

Глава 18

Пакт

«Йоссариан лежал в госпитале с болями в печени. Подозрение падало на желтуху. Однако для настоящей желтухи чего-то не хватало, и это ставило врачей в тупик. Будь это желтуха, они могли бы начать лечение. Но болезни не хватало самой малости, чтобы стать настоящей полноценной желтухой, и это все время смущало врачей…»

Я прервался.

— А при желтухе действительно желтеют?

— Ну да, иначе почему бы ее так называли? Английское слово «желтуха» происходит от французского корня.

— Ого, вы знаете французский?

— Немного. Буквально несколько слов.

— После Вьетнама? Он, кажется, был французским?

— Алекс, читай дальше! Скоро придут тебя выпроваживать, а мы еще первую страницу не осилили.

Я кивнул и продолжил:

«Каждое утро они делали обход — трое серьезных энергичных мужчин. Твердо сжатые губы выражали уверенность, которой явно недоставало их глазам. Врачей сопровождала такая же серьезная и энергичная сестра Даккит, как и другие палатные сестры, недолюбливавшая Йоссариана. Доктора просматривали висящий на спинке кровати температурный лист и нетерпеливо расспрашивали Йоссариана о болях в печени. Казалось, их раздражало, что изо дня в день он отвечал одно и то же.

„И по-прежнему не было стула?“ — допытывался медицинский полковник»…[8]

Мистер Питерсон замахал руками.

— Алекс, прекрати изображать американский акцент!

Я поставил палец на строчку, чтобы не потерять нужное место.

— Было бы странно, если бы американцы разговаривали на британском английском.

— Лучше так, чем на исковерканном американском!

— А мне казалось, у меня получается…

— Тебе казалось. Во всяком случае, в Алабаме тебя бы вмиг раскусили.

— Уф.

— Читай нормальным голосом. И погромче, а то бормочешь себе под нос.

— Я не хотел беспокоить соседей, — объяснил я.

— Моих соседей хрен обеспокоишь, — откликнулся мистер Питерсон, даже не потрудившись перейти на шепот. — Ничего, пусть послушают хорошую книгу, вреда не будет.