Вселенские Соборы

Первым своим делом Мартин признал необходимость соборно отвергнуть Типос. Он открыл собор 5 октября 649 г. в константиновской базилике Спасителя в Латеране. Собор имел пять заседаний до 31 октября 649 г. Собрано было много епископов, до 500 человек, из Италии, Сицилии, Сардинии, Африки. Был представитель Востока в лице Палестинского епископа Стефана Дорийского (сирская Дура), присланного в Рим еще Софронием. Составился собор, приближающийся по авторитету ко вселенскому. После речи папы, изложившего историю вопроса, прочитаны были документы, исходившие от архиепископа Равенны, от епископов и монахов Палестины, от архиепископа Кипрского Сергия и от соборов африканских. Затем прочитаны и еретические документы: «Эктезис», Типос, заявления Кира, Сергия, Пирра, Павла; затем догматические определения пяти вселенских соборов и цитаты из отцов церкви. K пересказу постановления Халкидонского собора сделано такое добавление: et duas Ejusdem sicuti naturas unitas inconfuse, ita et duas naturales voluntates, divinam et humanam et duas naturales operationes, divinam et humanam in approbatione perfecta et indiminuta Eumdem Veraciter esse perfectum Deum et hominem perfectum Eumdem atque unum Dominum nostrum et Deum Jesum Christum, utpote volentem et operantem divine et humane nostram salutem.

Затем b 20 канонах-анафематизмах осуждается все монофелитское учение детально. B сопровождении энциклики акты были опубликованы, посланы церквам и императору Констансу II, но не патриарху Павлу, ибо он еще раньше был папой низложен. На энциклику папы откликнулся утвердительно не только Запад, но отчасти и Восток.

Но двор решил подавить православную оппозицию Типосу. Еще не разъехался Латеранский собор, как из Константинополя прибыл новый экзарх Олимпий с жесткими полномочиями против папы. Он должен был потребовать принятия Типоса всем епископатом, клиром, знатью и местными войсками. Но никто на это не пошел, и Олимпию пришлось думать о прямом насилии. Есть рассказ, будто Олимпий поручил одному своему свитскому офицеру убить папу, подойдя к святой Чаше. Liber Pontifпcalis рассказывает, что злоумышленник ослеп в момент приближения к Чаше и не мог разглядеть ничего. Это поразило Олимпия и побудило его примириться с папой и даже открыть папе замысел византийского двора. Оценив положение и настроение местного гарнизона, Олимпий пошел было по пути африканского Григория, начал думать о восстании против Константинополя. Однако был убит в стычке с арабами (сарацинами) или умер от эпидемии в этом походе. Вся эта политическая авантюра и измена Олимпия вменена была Константинопольским двором в вину папе Мартину. Якобы папа знал о заговоре и не удержал Олимпия. Для Константинополя это было лучшим способом отделаться от сильного религиозного противника под предлогом политического преступления. На место Олимпия Константинополь назначает старого экзарха Италии Феодора Каллиопу (653 г.) с очень воинственным окружением. Прибывшие военные были настроены возбужденно. Им внушили, будто в Латеранском дворце против них заготовлено оружие и груды камней. Каллиопа направил военных произвести обыск и назначил папе день своего собственного визита к нему. Папа уже несколько месяцев лежал в подагре. Опасаясь всего худого, он заранее велел перенести себя в постели к престолу в домовой Латеранской церкви.

Церковь наполнилась буйно настроенными вооруженными людьми. Окружавшему папу клиру прочитан был указ императора, объявлявший папу незаконно поставленным, a потому и низложенным. Заключалось все требованием – доставить папу в Константинополь. Попутно на словах прибавлялись разные обвинения, и религиозные, и политические, будто папа неправославно учил о Богородице или что он посылал деньги сарацинам. Явно было решение Константинополя оклеветать и загубить папу. Так как многие клирики выразили желание не покидать папу, то Каллиопа лживо пообещал взять их в путешествие вместе с папой. A народу, который выкликал анафему против обвинителей папы Мартина, Каллиопа счел нужным сам лично объяснить, что дело идет совсем не о вопросах веры, что между римлянами и греками нет никаких различий в вере.