Вселенские Соборы

7) Во всяком случае, ему – папе Юлию – нужно было ближе, точнее вникнуть в спорные вопросы. И очень жаль, что на такое предложение восточная сторона сама ответила отказом.

8) Если я, папа Юлий, сужу неправильно ο Тирских постановлениях, то пусть же «восточные» приедут и разубедят его. Он готов выслушать осведомление и вразумиться. Вместо этого на сцену выдвигается явно беззаконная история с насильственным водворением Григория на Александрийской кафедре.

9) Β заключение папа Юлий в скромном тоне говорит ο вещи для всего христианского мира максимально нескромной: ο вероучительном первенстве римских первосвященников;

«Всех этих соблазнительных явлений и не было бы совсем, если бы вы держались старого обычая – сначала обращаться к нам, a затем уж и делать постановления» («Η αγνοείτε, οτι τούτο ήθος ην, πρότερον γράφεσθαι ήμΐν, και ούτως ένθεν όριζεσθαι τα δίκαια», Афанасий, Apol. c. A. 35). Скромное ήθος, конечно, пo букве не диктует еще римской infallibilitas, но по природе римской мистики уже содержит в себе корень римского догмата, его не позднюю «выдуманность», исконную потенциальность. Наивность и слепота Востока в том, что он этого вовремя недосмотрел. И поднял потом запоздалый протест.

Морально

позиция папы здесь была куда выше восточной. Но она ослаблялась 1) этим эмбрионом папизма и 2) тут же на опыте доказываемой неспособностью на infallibilitas в принятии ереси Маркелла. Без высшей вселенскости непогрешимость церкви недоступна. Лишь манящее обетование, но не достижение.

«Восточные» разбирались в своем Маркелле с легкостью. Св. Епифаний Кипрский уже спустя два десятилетия позднее, беседуя со старцем Афанасием незадолго до его смерти, укорял Маркелла в еретичестве. Афанасий не обвинял, но и не защищал, a только снисходительной улыбкой дал знать Епифанию, что Маркелл недалек был «от развращения и что он обязан был оправдаться» (μονον δια του προσωπου μειδιασας, επερεφηνε μοχθηριας μη μακραν αυτου είναι και ως απολογηδαμενον ειχε)

«Восточные» и сами убежденные в своем «традиционном» православии и не желавшие в борьбе с Афанасием и Римом подпадать под подозрение, что они борются за ересь, постарались подвести деловую каноническую базу

под свою борьбу с никейцами. Собираясь в Антиохии систематически, чуть ли не ежегодно в том или ином числе, они в 339 г., когда ставили для Александрии Григория Каппадокийца, постановили общееправило (вошедшее потом в соборные акты Антиохийского собора 341 г.), что «епископ, осужденный собором и не оправданный другим собором, но обратившийся с апелляцией к Августу, лишается кафедры» (стрела в Афанасия!).

Афанасий этим вновь ставился на почву Тирского собора 335 г. и признавался незаконным

на Востоке. Собор Юлия по этой форме мог бы узаконить Афанасия. Вот почему «восточные» должны были так упорно не принимать Римского собора.

Антиохийский собор 341 г.

Β 340 г. в государственной области произошла значительная перемена. Западные Августы – Констант и Константин II – вошли между собой в военный конфликт. Фронты столкнулись около Аквилеи (север Адриатики). Константин II был разбит и убит. Весь «Запад», как он тогда мыслился – от Босфора и Фракии до океана, – перешел в руки одного Константа. Повеяло аналогией недавнего возникновения единодержавия Константина Великого. Это заставило и Констанция, и весь восточный епископат не «задирать» Запад, в том числе и римский, церковный.

Β следующем, 341 г. в Антиохии была закончена постройка главной церкви, начатой еще при Константине Великом. Прибыл на освящение сам Констанций и множество епископов – до 97. Составился большой собор, получивший имя «εν ενκαινίοις». Констанций и Евсевий сговорились отразить опасность наступления западного императора на Восток как на империю скрытого и скрываемого арианства. A для этого нужно не нападать на веру Запада, a вести только подробную и открытую защиту веры Востока, все время прижимая «западных» к стене их слепотой приятия Маркелла. A за Маркеллом только не договаривалось en toutes lettres, но подразумевалось: «вот также и ваше никейское «омоусиос» есть разновидность маркеллианского «монархианства». «Восточные», видя сонную неподвижность латинской мысли, рассчитывали если и не переубедить, то фактически смирить и заставить прекратить обвинения Востока в арианстве, для подавляющего большинства на Востоке уже пережитом и отброшенном. Этим именно и объясняется наступившая пора усиленного составления подробных догматических формулировок и вероизложений, распространявшихся под флагом Антиохии, которая молчаливо противопоставлялась как глава и вождь всего Востока в противовес Риму – главе и вождю Запада.