Дальше шли молча, все внимание отнимала дорога: путь преграждали многочисленные трубы, выложенные в разных направлениях, выгнутые, сваренные. Так они приблизились к сарайчикам, которые оказались не такими и маленькими: полутораэтажные строения с арочными крышами. «Ремонтные ангары для легких самолетов», – понял Пец. Из ближнего донесся визг циркулярной пилы, из соседнего – стук движка; там вспыхивали голубые блики сварки.
За ангарами находился двухэтажный дом, который издали казался ярко-оранжевым; он был из красного кирпича. Крышу его венчала метеобашенка с флажком и стрелкой ветроуказателя. Флажок висел на нуле, только изредка колебался. Площадка перед домом была заставлена контейнерами, ящиками, снег истоптан.
Пец остановился, огляделся: окрестность отсюда заваливалась равномерно во все стороны. Над головой висела тьма с сумеречно серыми краями.
Механик Ястребов стоял рядом, опустив голову, – переживал. Валерьян Вениаминович задумчиво глядел на него. Тот поднял глаза, криво усмехнулся: мол, что ж, теперь воля ваша.
– Ладно, – молвил Пец, – отнесите кабель на место, и на первый раз все. Не вас пожалел, не хочу с этого начинать. А еще замечу – безусловно, под суд. И это припомню. Ступайте.
– Спасибо, ой, спасибо вам… не знаю, как вас?
– Валерьян Вениаминович.
– Ой, спасибо. Валерьян Вениаминович! Да я ж никогда и ничего!..
Механик радостно направился к ангару. А Пец, смеясь в душе над собой: сибарит, ушел от скандала, нервы свои пожалел… – вошел в здание.
В коридоре первого этажа гуляли сквозняки, пахло маслом и горелой изоляцией; где-то гулко били по железу. На втором этаже было чище, уютней. Обшарпанные дермантиновые двери украшали новенькие таблички: «Бухгалтерия», «Главный энергетик», «ПКТБ», «Директор» (Пец подергал двери: заперты), «Отдел снабжения». Из-за последней двери слышался нестройный гул.
Валерьян Вениаминович вошел – прямо в галдеж, перемешанный с сизым дымом. В обширной, на три окна комнате людей было не так и много, но все они – и сидящие за столами, и стоящие возле – переговаривались.
– Альтер Абрамович, когда же придут ртутные вентили? Ведь разнарядка давно утверждена!
– Мы запрашивали Дубну. Обещают во втором квартале.
– Послушайте, или мне курированием заниматься, или снабжением!..
– Надо ставить вопрос перед Вериванной, а Вериванна…
– Если во втором квартале, так вполне могут и 31 июня отгрузить.
– Да в июне тридцать дней, побойтесь бога!
– При чем здесь бог, о чем вы говорите! Они все могут.
– Э, что Вериванна! Надо ставить вопрос прямо перед товарищем Документгурой. А уж товарищ Документгура…
«Ну, шарага!.. – прислоняясь к косяку, подумал Пец. – Как ни в чем не бывало… А чего ты ждал? Чтобы они обсуждали здесь теорию неоднородных пространств? Снабжение – всюду снабжение, действительно, могут и 31 июня отгрузить».
Троекратно с непривычной размеренностью прозвенел телефон. Грузный мужчина со скульптурным профилем римлянина и скептическими еврейскими глазами взял трубку:
– Давайте, жду… Рига? Алло, Рига!.. Здравствуйте, товарищ Коротков. Почему не отгружаете нам высоковольтные трансформаторы?… Как кому, как куда! В Катагань, в филиал Института электростатики, заказ номер 211… Что? Ничего не понимаю. Тише, товарищи, я с Ригой разговариваю!
В комнате стихли.
– Мы давно вам перечислили все сполна, – упрекал мужчина собеседника в Риге дребезжащим баритоном, – а вы… Что-что?… Бог с вами, товарищ Коротков, какая я девушка? С вами говорит заведующий отделом снабжения. Приятель, мы же не первый раз беседуем. Что?! Вы не Коротков, вы его секретарша? Коротков будет через час?…
Он с отвращением бросил трубку. Кто-то фыркнул. Кто-то сочувственно покачал головой. «Ага, – приободрился Пец, – специфика все-таки себя показывает!»
– Невозможно работать, – сказал Приятель плачущим голосом. – Ну просто совершенно невозможно работать! – Он поднял глаза к двери, увидел кого-то входящего. – Александр Иванович, как хотите, но я в таких условиях бесперебойного обеспечения не гарантирую. Невозможно вести переговоры с поставщиками! Я ему, понимаете, о трансформаторах, а он: «Не щебечите, девушка!» Это я девушка, я щебечу. И в заключение оказывается, что баритон, который я принял за коротковский, принадлежит его секретарше, у которой на самом деле дискант. Как вам это понравится?
Валерьян Вениаминович оглянулся: рядом стоял рослый шатен с веселыми глазами и прямым мужественным носом; слушая снабженца, он обхватил нос пальцами, будто доил, потом отпустил; борт синего пиджака украшала красно-белая колодочка. Вот он какой, Корнев!
– Спасение утопающих, Альтер Абрамович, – сказал шатен, – как известно, дело рук самих утопающих. Доставайте скорее инверторы. Сейчас мы в зоне двухкратной деформации, и то трудно общаться с внешним миром. А проникнем в десятикратные и выше, – там будут диалоги уже не баритона с дискантом, а инфразвука с ультразвуком. Без инвертеров онемеем!
– Инверторы? – поинтересовался Пец. – Это вроде телемониторов, которые моменты забития гола растягивают?