Всем сказкам вопреки

Элизабет спросила, верит ли он. Вопрос, заданный ею, был неожиданным для него. Ожидал, что снова будет требовать признаться в том, кто он. Но этот вопрос… Рикардо глубоко вздохнул, принимаясь отрешённо постукивать ладонями по рулю, так и не открывая глаза.

Он ярко помнил тот день, когда сила впервые проснулась в нём. Всплеск случился так неожиданно и мощно, что море штормило несколько дней. Он до сих пор ощущал волнение безудержной стихии и колыхавшиеся волны, которые восставали над ним, десятилетним мальчишкой, словно желали поглотить. Тогда Сирен в первый раз заговорила с ним о его сути, открывая и то, кем являлась сама.

Мать учила, направляла, терпеливо разъясняла все сложности полукровности и самого существования в мире смертных людей. Учила быть собой. Говорила Сирен много и, рассказывая о своём роде, не раз упоминала старые легенды, которые слышала ещё от своей матери и бабки.

Одна из них особенно запомнилась, поскольку затем многие годы тревожила саму Сирен, хоть и старалась не показывать этого. Мальчишкой, он смеялся над её переживаниями и, конечно же, обещал, что никогда ни одна женщина не заморочит его голову, и никогда он не сойдёт настолько с ума, чтобы надеть кольцо на чей-то палец…

— Дорогая Сирен… кажется, я не сдержал слово… — одними губами проговорил Рикардо.

Старая история рассказывала о любви морской сирены и простого рыбака. Сколько их таких, этих историй? Юная Кайлэ всем сердцем полюбила смертного юношу Таде, встречая его в море, когда едва не попалась в тяжёлые сети. Юноша также открыл своё сердце сирене. Но оба поплатились жизнью за свою запретную любовь, и нашли покой на дне моря.

От горя, мать Таде прокляла и сына за глупые чувства, приведшие к гибели, и сирену за то, что отняла единственного сына и кормильца. Женщина в сердцах пожелала каждой дочери моря испытать то же горе, если вновь позарится на земного мужчину и каждому первенцу сирены той же участи, если неразумно отдастся воле любви, как и её сын, предавая тем свою мать.

Сыновья в роду сирен — исключительное явление. Сама мать слышала только от своей бабки о подобном случае. Та пугала внучку старым проклятием, видимо не желая, чтобы связывалась со смертным мужчиной. Но Сирен глубоко в душу запали эти слова.

Она верила в то, что легенда правдива, что давно погибшая Кайлэ была из того же рода, что и она. А Адриан Конте приходился потомком юного Таде. Рикардо хотел видеть мать спокойной, отменно играя роль «Дракулы». В виду того, что читать мысли друг друга могли только они с Федерико, родители смирились с тем, что он действительно равнодушно относился к самой мысли о женитьбе и серьёзным отношениям.

Думая о брате, Рикардо тепло улыбнулся. Их небольшой общий детский секрет, тайна, по-своему счастье — слышать друг друга без слов, делала братьев ближе. Конечно, каждая сирена обладала тем же даром, но утрачивался он с окончанием так называемого «детского» периода, когда полностью раскрывалась сила. У них с Федерико, в виду полукровности, «детство» затянулось… Мать предполагала, что годам к двадцати пяти, и они перестанут читать и друг друга, и окружающих.

Образ Лизы вновь непрошено возник у него перед глазами и Рикардо открыл их, сверкая ярким взглядом. Его привязанность становилась всё сильнее, и это было неподконтрольно. К чему приведут его эти чувства? Станут погибелью, словно для Андерсеновской русалочки или подарят счастье? Права была мать или ошиблась?

— Какой же будет итог твоей сказки, Конте? Струсишь или дойдёшь до конца?

Глава 27

Тем временем Лиза торопливо прошла по извилистой дорожке к крыльцу. Она сняла печать с двери и вошла внутрь. Завидев её, Тинка демонстративно чихнул, прижимая к носу кисточку своего хвоста, а затем взобрался на подоконник.

— Вот и сиди тут! — Лиза прошла в просторную комнату, служившую гостиной в Серафимином доме.

Сама хозяйка дома расположилась на удобном клетчатом диванчике, с новой книжкой и плетёной корзинкой полной пирожков. С довольным видом откусывая сдобу, бабушка похихикивала, переворачивая страницы. Точнее сами они переворачивались, ведьме только и оставалось, что хихикать да губу закусывать. «Страсти-мордасти навсегда…» опять она эту ерунду читает. Лиза прошла к дивану и упала на него, едва не рассыпая пирожки.

— Что творишь, окаянная? — сердито нахмурилась Серафима, убирая романчик в сторону.

С виноватым видом внучка вернула сдобу обратно в корзинку, затем подумала и взяла один пирожок, откусывая от него ещё горячий кусок.

— Бабуль!

— М-м? — Серафима снова принялась читать, словно и дела ей не было до вздыхающей девушки. Хотя и поглядывала на неё украдкой, — почему задержалась сегодня? Обычно часов в пять уже как гвоздь в доме. Думала, что решила в доме родителей на выходные остаться…

— Нет! — жарко отмахнулась Лиза, — просто были причины задержаться. Бабуль…

— Что же это за причины такие? — потянула Серафима, игнорируя слова внучки.