Она сделала движение встать, сказала:
– Пока…
И в этот момент он ее поцеловал. Большие руки обхватили хрупкие плечи, губы ласкали тонкую шею, скользили по груди и возвращались к раскрытым горячим губам.
Она выгнула спину, тихо застонала, пальцы обхватили его голову, гладили мягко и нежно. Когда сорочка и шаль упали на пол, Дора на миг замерла, словно перед прыжком в омут, потом подалась навстречу, приникая к широкой груди.
Два тела словно намагниченные прижались друг к другу. Нэд осторожно, едва касаясь, покрывал поцелуями ее тело, чувствуя, как она дрожит от волнения и страсти. Она отвечала, жадно и со странной силой. Потом потянула его на себя, широко развела ноги и едва слышно прошептала:
– Пожалуйста, ну пожалуйста… сейчас.
На стене у широкой кровати под тихую музыку старых пружин, страстного стона и горячего шепота плясали резкие тени, подчиненные единому ритму…
Утром Дора тихо выскользнула из кровати и убежала. Нэд проснулся от стука двери, несколько минут лежал неподвижно, вспоминая бурную ночь.
Солнце – единоличный властитель неба – било в окно, преломляло лучи в зеркале и слепило глаза. Нэд вскочил, быстро оделся, по привычке нацепил кобуру и пошел умываться.
Хозяева давно встали, старик ушел на улицу, его жена тихо возилась у плиты. При виде постояльца поздоровалась и выставила на узкий стол две широкие тарелки, хлеб в плетенке, зелень и бидон с квасом.
– Спасибо, бабушка. А где мои друзья?
– Девка во дворе, а мужик лежит. Я ему поснидать снесла. Он ходить-то толком не может.
– Спасибо…
Хозяйка одарила его далеко не ласковым взглядом, молча повесила на спинки стула вышитые полотенца, напоследок глянула на бороду, длинные волосы, шепнула под нос и зашаркала прочь.
Нэд хмыкнул, подошел к умывальнику. Жители, конечно, боевиков обслуживают, но не любят точно. Ишь как смотрят!
Около старой печки на веревке висели его куртка и майка. Постиранные и высушенные. Кроссовки оттерты от грязи, стоят возле двери.
В тарелках была яичница со шкварками и луком, запах шел одуряющий. Голодный желудок сжался от нетерпения, по горлу прошел спазм. Нэд налил из бидона квас в два стакана, взял вилку и посмотрел на дверь – хотел подождать Дору. Но та появилась, только когда у Нэда лопнуло терпение. Он резал первый кусок, когда хлопнула дверь. Не прерывая движения, повернул голову и замер.
Одетая в легкий сарафан с открытой спиной и коротким подолом, с копной роскошных волос, свежая, красивая, она завораживала походкой, жестами, строгим лицом. Неужели это совершенство было ночью с ним?..
Нэд кашлянул, положил вилку и улыбнулся.
– Доброе утро. Как самочувствие?
Дора нахмурилась, буркнула что-то невразумительное, рывком выдвинула табуретку и села напротив. Резким движением взяла вилку и стала ожесточенно резать яичницу на части.
– Что с тобой?
– Ничего… ешь давай. Я видела Седого, он сказал, что через час хочет выехать.
– Я тебя обидел?
– Дора!
Она кинула на него короткий взгляд, смутилась и опустила голову. В поведении сквозила неуверенность и какая-то досада. Нэд заметил сжатые губы, сощуренные глаза и слезу у ресницы.
– Я, видимо, что-то сделал не так. Прости, пожалуйста. И не дуйся на меня.
Дора не ответила, осторожно откусила кусочек и стала есть. Нэд пожал плечами, хмыкнул и последовал ее примеру.
Яичница была превосходна, зелень свежая и сочная, квас холодный и вкусный, хлеб душистый. Простая сытная деревенская пища, без химикатов и добавок, от которой прибавляет сил и здоровья.
Ели в полной тишине, даже не глядя друг на друга. Нэд не хотел решать ребусы женской логики, а Дора, чем-то озабоченная, упорно молчала. Может, считала, что он должен сам догадаться.
Они допивали квас, когда в дом вошел Седой. Кивнув, сразу спросил:
– Готовы? Скоро поедем.
– Всегда готовы, – машинально ответил Нэд. – Куда путь держим?
– К Желтым Пескам. А там в Лахотск. Здесь нам сейчас делать нечего.
– Я в Ламакею не поеду, – подала голос Дора.
Седой пожал плечами, как бы говоря: твое дело, мы не неволим.
– Сколько до форпостов отсюда?
– По прямой километров двадцать пять. Дорога накрутит еще пять—шесть.
Дора откинула челку со лба, с вызовом спросила:
– Вы меня, конечно, туда не довезете?
Седой глянул на Нэда, хмыкнул, в задумчивости почесал лоб.
– Ясно… придется самой…
– Какой самой?! Ты и километра не пройдешь, – вставил Нэд.
– Ну, как выйдет. Мужчины боятся…
– Послушай, милая, – перебил ее Седой. – Здесь не парк свиданий и не фонд попечителей. Нечего строить из себя слабую обиженную особу. Никто тебя не гонит. Хочешь – езжай с нами. Доставим в лучшем виде… если сами доедем. Из Ламакеи легче попасть на форпост, чем из Зоны. Не хочешь – решай свои проблемы сама.
Дора фыркнула, с вызовом посмотрела на Нэда.
– Ну а ты? Поедешь к мятежникам? Один?
Нэд не ответил, встал из-за стола, многозначительно посмотрел на Седого и вышел из дома. Прошел во двор, где копался хозяин, чинивший скамейку.
Хлопнула дверь, на крыльцо вышел Седой. Закурил, глубоко затянулся и тонкой струйкой выпустил дым. Блеснул зубами.
– Язва она еще та.
Они прошли чуть дальше, чтобы хозяин не слышал разговора.