Всемирная выставка в Петербурге

Среди тёмного кладбища, среди места, где лежат останки тех, кто ушёл в небытие, на него смотрело дуло, похожее на туннель, ведущий туда же – в тёмную, пустую бесконечность.

– Вы всегда знали, что мы не церемонимся с предателями. Странно, что вы не восприняли это всерьёз, – произнесла Вера Николаевна, целясь Венедикту прямо в голову.

Он услышал, как она взводит курок.

Неужели и правда сейчас всё закончится?! Глупо, бессмысленно, бестолково...

Нет-нет! Он не дастся!

– Вы продажная тварь... Вы отброс человечества...

– Нет! Это вы!

С этими словами Венедикт выхватил из одного из карманов маленький револьвер и, не думая, выстрелил в Веру. Несколько минут назад, затевая скандал с ней, он ещё не предполагал такого финала. Но сейчас вся история, вся драматургия момента логически вывела именно к этому. Вознамерившись изобразить из себя мстителя за мать Михаила в его глазах, Венедикт был принуждён идти в этом до самого конца... Да и жить он хотел, как ни стыдно признаться.

Вера Николаевна упала на чью-то могилу, издала несколько хлюпающих вздохов, потом затихла. В темноте было не понятно, жива она ещё или нет, и проверять это Венедикту не захотелось.

– Но ведь это ваша тётя, – сказал Миша.

– Она и в этом тоже мне врала, – ответил ему Венедикт машинально. – И потом, ведь вы же видели: она напала первая.

– Ясно... – Ошарашенный Коржов вздохнул, бросил один испуганный взгляд в ту сторону, где лежала Вера Николаевна, а потом спросил: – Так вы, что, правда были с бомбой там, на месте взрыва?

– Да.

Картина того, что увидел там Венедикт, до сих пор стояла у него перед глазами, словно писаная Репиным. Даже мелкие детали в память врезались: обгоревший труп Синюгина в остатках от коляски, выражения лиц мечущихся туда-сюда казаков, девушка в жакетке, отброшенная взрывом к ближайшей витрине и сразу же засыпанная её стеклом, раненая старуха в серой шали поверх блузы в голубой горошек...

– Я был там и сразу понял, что энэмы творят зло. Кажется, я даже оказал первую помощь одной женщине. Помню, на ней была блуза в горошек и шаль, вроде серая... Она просто оказалась ближе всех ко мне. Конечно, раненых там было множество, я хотел бы помочь им всем, хотя бы перевязать, но...

– Шаль и блуза в горошек?! – Заглотил наживку Коржов.

– Да. Вроде, голубой. И юбка чёрная. – Шёпотом произнёс Венедикт.

От подступающего осознания того, что только что наделал, его начало потряхивать. В горле пересохло: говори он в полный голос, тот наверняка бы сорвался и выдал волнение.

– Ладно. Пойдёмте отсюда.

Они вместе, как будто бы так и пришли, направились к выходу с кладбища. По дороге Миша несколько раз переспросил, что произошло, в чём был смысл всех действий Венедикта, виденных им ранее и сейчас, и правда ли энэмы действуют по указке иностранцев и инородцев. Венедикт бесцветным голосом развил ему теорию о том, что организация ранее принуждала его творить непотребства, в том числе, преследовать и выселить из дома его, Мишу, – и всё ради Виктории.

– Я уже после взрыва на Клейнмихельской стал крепко сомневаться в них, а теперь вот нашёл неопровержимые доказательства того, что энэмы — иностранные шпионы. Достать бы их всех! Но пока только эта попалась. Это ей за всё! И за ваши беды, и за мать вашу...

– Да, – отозвался Коржов. – За неё... Это всё так безумно, так странно... Но, знаете, мне будто стало легче.

Венедикт кивнул молча. Он только что испытал нечто наподобие творческого подъёма и болтал с упоением древнего барда; теперь же силы его покинули. Перед глазами стоял образ Веры Николаевны. Зачем он?.. Как он мог?.. Она ведь была одним из лучших соратников, ветераном движения, примером для молодёжи... Столько дней они прожили под одной крышей...

Интересно, а она его убила бы? Поднялась бы рука у неё? Или просто так хотела попугать? Теперь не выяснишь...

Ладно, главное – он победил. Главное – он жив и Михаил под его властью. Да, пришлось пожертвовать соратницей, но чем только энэмам не приходилось жертвовать в этой жизни... Это всё ради...

Ради чего? Ради плана Нечаева?

Лучше не думать...

– Куда вам? – спросил Венедикт, когда кладбище осталось за их спиной.

Он намеревался получить ответ и как бы удивлённо сказать, что ему в ту же сторону.

Но Коржов сказал:

– Куда угодно. Я бродяга.

– Тогда пойдёмте ко мне. Хоть переночуете под крышей. Я тут меблированные комнаты снимаю недалеко.

– Я буду вам слишком обязан, – сказал Михаил.

– А, пустое! Вы вовсе меня не стесните.

Коржов согласился.

В этот раз не пришлось ни выживать его из комнаты, ни заставлять воровать дирижабль. Он шёл сам. Правда, не зная ещё, чем закончится эта дорога...

До комнат шли молча.

Зато в голове Венедикта мысли бились, словно клубы пара в перегретом котле.

Вера Николаевна... Учитель и товарищ... Как он мог?!

... А она как могла пообещать с ним связаться и просто бросить?

… Как могла хвататься за оружие, не выяснив предварительно, что и как?

Сама виновата! Революционер не должен игнорировать товарищей! Он должен во всём хорошо разобраться, а после уж действовать!