Всемирный следопыт, 1928 № 08

_{Полузамерзший Кузьма лежал без сознания… Степан всматривался в даль: ему казалось, что близко — скалы и избы…}

От испуга, что ему «блазнит», замутилось у Степана в голове…

Очухался. Опять! Видать сквозь поредевший туман — деревня, да и только! И совсем близехонько. Только нет сил подойти, рассмотреть. Диво-дивное! Осередь моря он лежит — помнит это… И вдруг — берег, дома… Что такое?..

И снова все замутилось в голове…

* * *

Что-то горячее, обжигая рот и внутренности, окончательно вернуло нерповщику сознание.

Кто-то поднял его. Он услышал над собой голоса, открыл глаза и увидел мужиков. Его несли в лодку.

Потом заметил, как снимали со льда Кузьму, Жучку и Сивку.

И вдруг Степану стало ясно, почему среди Байкала — деревня и мужики…

Верно, пока они с Кузьмой лежали, незаметно для них море вскрылось.

Льдину, на которой они находились, ветром прибило к берегу. Скалы берега он и видел тогда. Однако в охватившей его горячей радости было что-то горькое. И понял почему: Кузьма не дождался, умер…

Старик угадал, но не все.

Через полчаса спасенных нерполовов, — Кузьма оказался живехонек, только сознание потерял, — отогревали и поили в натопленной избе.

Когда охотники совсем пришли в себя, им сообщили, что вблизи от деревни переняли со льдины брошенные ими сани с нерпой.

Еще шатаясь на слабых ногах, пьяные от водки и радости, нерповщики вышли на берег взглянуть. Но, едва распахнули дверь, они прежде всего увидели море. На Байкале — ни льдинки. Громадный залив шумел свободной волной.

В груди нерповщиков неожиданно что-то горячо забилось. Забыли и про спасенный груз. С блаженной улыбкой Степан окинул водный простор и слабым голосом ласково выругался.

Волны, обезумев от радости, от свободы, плясали как пьяные, хлестали брызгами и смеялись. В груди нерповщиков что-то вторило им…

ИЗ НАБЛЮДЕНИЙ ОРНИТОЛОГА

Красавка

Рассказ И. Брудина

Дыхание осени коснулось неоглядных южных степей. Лиловые пятна цветущего кермека[39]) причудливым ковром устилали извилины реки Молочной. Шептались буроватые метелки тростника. Из серо-зеленой чащи, где заблудившиеся ветерки искали друг дружку, слышалось неумолчное трещание камышевки. Раздолье здесь было летом лысухам, водяным Курочкам и диким уткам!

Мы брели несколько часов вдоль берега с ружьями наперевес, и порядком устали. Целью наших странствований был лиман, где, как нам передавали охотники, накануне появились в несметном количестве перелетные утки.

День выдался жаркий. Сделали привал у реки. Гибкими ветками свесился на берегу молодой ивняк. Далее рос камыш, а затем тянулись нескончаемые дебри тростника с просветами чистой воды.

От нечего делать подстрелили зимородка на чучело. Ослепительным лазурно-оранжевым видением носился он — над пучками камыша, пока растрепанным комочком перышек не упал около родной зелени… Незадолго перед этим дважды стреляли в коричневого болотного луня, которого ранили; однако хищник принизился на противоположном берегу и скрылся.

— Смотри! — обратил вдруг мое внимание мой спутник Виталий.

Стая перелетных шилохвостей (уток). в несколько сот штук на порядочной высоте пролетала реку, по направлению к югу, на лиман. В пути они перестраивались и летели широким ломаным фронтом. Их светлое оперение ясно выделялось на фоне прозрачного неба ранней осени.

Вскоре на заболоченном берегу одним выстрелом сняли девять куликов. Трех «просянников» и четырех куличков «фи-фи» подобрали, а парочку не разыскали, — укрылись в осоке! В дальнейшем трофеи пополнились еще бекасами и кроншнепами. Зато уток, как на зло, не встретили ни одной. Полнейшее разочарование ждало нас также и на лимане: утки совершенно исчезли.

Расстроенные неудачной охотой, решили вернуться обратно, выбрать местечко на реке и устроиться в засаде— авось на утреннем перелете счастье улыбнется!

Около Ивановского брода Виталий поймал ужа и бросил в воду, где на него тотчас прыгнула лягушка, но уж ловким маневром стремительно нырнул. В это Бремя сравнительно невысоко показалось с десяток журавлей. При виде нас журавли с громким курлыканьем взмыли кверху и в форме угла направились к отдаленным скошенным полям.

Вечерело. Неожиданно мы оказались свидетелями величественного, грандиозного зрелища. Вдали показалась огромная стая мелких черных птиц. Оказалось, что это были скворцы! И летело их больше десятка тысяч[40])…

Был слышен шум их полета, который беспрестанно усиливался. Скворцы устремились на ночлег в тростники. Затаив дыхание, слушали мы их громкий радостный тысячеголосый крик.

— А что произойдет, если захлопать в ладоши? — предложил я.