Всемирный следопыт, 1931 № 04

Коллектор сказал с сердечной теплотой:

— Я рад, что мы договорились с вами.

Для меня не тайна, что в молодости вы были нашим яростным врагом. Но кто не совершал ошибок в молодости? Забудем о них. Вы правы: момент острый и требует жертв от нас обоих. Жертв во имя будущего Индии. Мы оба принесли их уже не мало, но готовы ли вы к новым, мой друг?

— Я готов на все, что может принести благо, — сказал Сурама.

— Прекрасные слова! Нам больше не о чем говорить.

И вновь молниеносно сжав локоть Су-рамы, коллектор быстро удалился, высоко неся голову человека, нашедшего поддержку в своем ответственном труде.

— Моя библиотека, мой дом в вашем распоряжении, — крикнул он на ходу.

В тот же день Сурама получил официальное извещение о реквизиции его сада для военных целей. Бумага была подписана коллектором. Маленький человек в огромном шлеме, принесший ее, был сух и строг.

После короткого молчания Сурама сказал:

— Хорошо, саиб, я отдаю сад, — и подписал бумагу. — Но кто же будет ухаживать за деревьями? Не могу ли я остаться здесь садовником или сторожем?

— Сторожить тут нечего, — коротко сказал человек, — деревья будут срублены.

И ушел.

Сад стоял кругом в тяжелом великолепии, плодоносный и дымный от цветов. Весь пронизанный светом и тенью солнечных лучей, он походил на торжественное сновидение, повисшее в синеве.

Однако этот мир красоты и проникнутого блаженством покоя был только сансарой[5], о которой сказано: «Ее истинное свойство — пустота, ее внешний вид — заблуждение, ее признак — рождение в мученьях».

Сурама поднял голову, и по лицу его разлилось обычное спокойствие. Благословенный освобождает меня от земных забот, — подумал он.

Ариф, видевший и слышавший все, перелез через плетень с папироской в зубах и сказал:

— Вот приходил плюгавый человек, похожий на маленькую обезьяну, и в один миг отнял у тебя то, над чем ты трудился двадцать лет. О, Сурама, почему ты не треснул его по голове?

Ариф не замедлил сообщить новость, соседям, и событие мгновенно облетело город. Сад Сурамы, понадобившийся властям, стал жарким лозунгом дня. Ежеминутно возраставшая толпа расположилась под отдельными манговыми деревьями, между садом и казармами. Раскаленное, обесцвеченное зноем небо сеяло дымные лучи на голые коричневатые плечи и белые тюрбаны.

Отряд солдат с топорами для рубки был встречен ревом и свистом и отступил. Его сменили полицейские в красных тюрбанах. Работая дубинками, они пробились к саду, но тут встретили людей, плотными рядами лежавших на земле и не отвечавших ни на окрики, ни на удары.

Толпа шевелилась, как одно тело, смыкалась и расступалась, отбрасывая к краям свои наиболее тревожные волны и всасывая их вновь в себя. Из-за стены гарнизона выступил отряд гурков[6] с винтовками.

— Пулеметы! — крикнул кто-то.

Толпа шарахнулась и стихла. На плетне показался Сурама.

— Друзья! — громко сказал он, и все головы повернулись к нему. — Сад продан мною добровольно, в согласии с законами, действующими в стране. Нет никаких причин для волнений. Вставайте и идите по домам.

Этим он сломил мужество своих защитников. Пошел глухой говор, похожий на ропот пчелиного улья. Полицейские вновь обрели силу и ринулись вперед, разбивая толпу на группы и гоня ее в узкие улицы.

Никакого сопротивления больше не было. Не успевших скрыться, оттеснили к пустым казенным складам и набили полный амбар людей. Ворота захлопнули и поставили стражу.

Площадь опустела. Лягушки, почувствовавшие себя наконец спокойно, заголосили посреди города так, как-будто бы они были одни на всем свете.

■

Коллектор Сетон получал каждые пять минут донесения о происходящем. Он ходил взад и вперед по террасе, помахивая в воздухе белоснежным шлемом, который он то надевал на голову, то снимал. Заметив на улице группу прохожих, смотревших на крыльцо, он поспешил опустить дверную штору.

— Ну, как дела, Томсон?

Томсон, скептическая фигура в полицейском мундире, вытянулся и доложил о развязке.

— Прекрасно.

Коллектор открыл штору и вышел на крыльцо. Люди на улице попятились. Коллектор повысил голос.

— Я упомяну ваше имя завтра в беседе с сэром Ватсоном. Арестованных немедленно отпустить! Идите, Томсон. Постойте, скажите им, что я друг Индии. Вы знаете мои взгляды: мир, мир и мир. Идите.

Через час коллектор снова вызвал Томсона.

— Как арестованные?

— Успокаиваются, сэр.

— Так они еще не выпущены? Торопитесь, торопитесь, Томсон. Мое приказание было категорическое.

— Немедленно, сэр. Я выжидал, пока уляжется возбуждение. Они еще кричат и угрожают, в частности по вашему адресу.

— Что же они говорят?

— Грозятся порубить деревья в вашем саду.

— Какая чепуха! Это краснорубашечники[7]?!

— Не думаю, сэр. Но полагаю, что одна ночь, проведенная в амбаре, несомненно изменит их взгляды. Завтра утром мы их выпустим.

— Но завтра утром приезжает сэр Ватсон. Вы понимаете, что у нас должно быть все в порядке?

— Так точно, сэр. Поэтому, я полагаю, благоразумнее выпустить их вечером, после отъезда сэра Ватсона.

Индия не созрела да самоуправления…

Коллектор помолчал.