«Всему на этом свете бывает конец…»

Когда я начинала репетировать Раневскую, во мне не было ни одной черты, которая нужна была бы для роли, но после «Вишневого сада» я изменилась. Я стала беспечнее. Терпимее. Никогда не сужу людей. Это не значит, что я не вижу, какие поступки совершает человек, но я никогда его не осуждаю – мало ли какие причины его привели к этому. Мне яснее стала видна причинно-следственная связь.

«Жестокий» Чехов, «лиричный» Чехов, «нежный» Чехов – какие только эпитеты я за свою жизнь не слышала про спектакли Чехова. Да, еще – «хмурый» Чехов или самое ужасное – «певец сумеречных настроений». Бунин писал, как все это возмущало самого Чехова. «Какой такой пессимист? – писал Бунин про Чехова. – Теперь без всякой меры гнут палку в другую сторону… Твердят: „Чеховская нежность и теплота“… Что же чувствовал бы ты, читая про свою нежность! Очень редко и очень осторожно следует употреблять это слово, говоря о нем».

Иногда прямые суждения Чехова принимали за жестокость. Когда один его знакомый пожаловался: «Антон Павлович! Что мне делать? Меня рефлексия заела!» – Чехов ответил: «А вы поменьше водки пейте».

Чехов всю жизнь работал. Он любил повторять, что человек, который не работает, всегда будет чувствовать себя пустым и бездарным. «Нужно, знаете, работать… Не покладая рук… всю жизнь», – сказал он Бунину. И дальше Бунин вспоминает, что, помолчав, Чехов без всякой видимой связи добавил: «По-моему, написав рассказ, следует вычеркивать его начало и конец…»

Я стараюсь во всем учиться у Чехова, поэтому я и заканчиваю свой рассказ о том, как мы репетировали «Вишневый сад», вычеркнув многое из того, что написала в свое время.

Но я все-таки еще хочу добавить: да – я научилась терпению и даже покою. Хотя иногда по-прежнему, как в «Вишневом саде» у Раневской, на меня накатывается тревога о стремительности времени, и тогда я теряю свой покой и чувствую, как теряется ясность сознания и мои мысли беспорядочно толкаются в прошлое, я чувствую беспокойство и страх. Боюсь жизни. Но, к сожалению, у меня нет той спасительной беспечности, которая была у моей грешной Раневской…

Приложение

(от редакции)

Художественный совет

(открытый) 28/ VI -1975 г.[3]

Повестка дня: обсуждение репетиции спектакля «Вишневый сад».

Присутствовали: Ю.П. Любимов, А.В. Эфрос, З.А. Славина, А.С. Демидова, В.Б. Смехов, В.С. Золотухин, Б.А. Хмельницкий, В.С. Высоцкий, А.И. Васильев, М.П. Еремин и др.

З.А. СЛАВИНА. Я сегодня смотрела целый спектакль, это всегда очень трудно. Сцена отделана белым цветом. И есть какой-то праздник. Все говорят о любви к Раневской, а у нее есть брезгливость к партнерам. Хочется отметить работу Т. Сидоренко. Несколько сцен, где она добивается результата. Нина Чуб очень серьезно работает. У артистов многих – намек на образы. Меня не трогает, крови нет.

Ю.П. ЛЮБИМОВ. 

Где вам скушно?

З.А. СЛАВИНА. Мне понравился Епиходов, его жаль. А Фирса не жалко, никто никого не любит, никто никого не трогает.

В.А. ИВАНОВ. Меня пока особенно не трогал Чехов ни в театре, ни в кино. У нас в театре не было серьезной режиссерской практики, переосмысливающей Чехова. В этом спектакле же ясен замысел, серьезное отношение. Спектакль стал осмысленным. Прочно ясна линия Лопахина и линия Яши. Самый разумный, толковый человек. Хорошо, что он, Яша, уезжает. Спектакль переживает период вызревания. Еще усилие, доводящее его до гармонии.

В.Б. СМЕХОВ. Я видел 2 прогона. Я лицо заинтересованное. Спектакль сегодняшний (прогон) более слабый. Существует опасность скуки. Это рискованное предприятие. Есть жесткая атмосфера и ситуация. Актеры утешили тем, что не хочется сравнивать их с актерами Эфроса. Существует содружество двух режиссеров. Происходит закономерное и праздничное событие. Благородство театра – в поддержке этого полезнейшего труда. Прекрасно, если хорошие, умные люди будут говорить: мы любим «Таганку» во всех проявлениях, мы любим ее за новое прочтение Чехова, за своеобразный климат большого режиссера. Плохо, если кончится банальным, скучным, потасовочным вариантом. Чехов зашифрован, когда актеры его расшифровывают, тогда все получается. На тех прогонах актеры были связаны. В 1-м акте много «почему?», 2-й акт действует точно, он интереснее. Совершенно необходим зритель. Джабраилов уже готов, Сидоренко, Высоцкий (особенно во 2-м акте) и Золотухин: сочетание банальности и революционности.

Б.А. ГЛАГОЛИН. Меня смущает слово «гениальная» режиссура. Мне не совсем удобно говорить, я не беру на себя смелость судить спектакль. Я не совсем понимаю замысел спектакля, упущены важные вещи. Вся линия Раневской меня раздражает, я не понимаю смысла.