Конечно же, этот доклад был частью того хитроумного плана, разработанного самим майором, но сейчас сообщение капитана было несколько некстати, из-за столь резкого контр выпада приезжего эмиссара, и майор было несколько стушевался, не зная, как ему теперь поступить, но ему неожиданно на помощь пришел сам Карони.
– Я поздравляю вас, майор! Сообщение вашего помощника в корне меняет дело. Скажите лейтенант, вы уже допросили беглеца? – поинтересовался инспектор.
– Никак нет! – бодро ответил тот, – мы его подстрелили при попытке к бегству, и, кажется мне, что он теперь больше ничего не скажет.
Все понятно, подумал Карони, очередная фальшивка, сейчас майор попытается втянуть меня в темную историю. И как бы мне этого не хотелось, я должен буду ему подыграть.
Он не ошибся, майор тут же выставил своего заместителя за дверь и завел издалека разговор о том, что они оба не совсем благополучно выглядят в этой истории, а сейчас сама судьба предоставила возможность несколько исправить положение.
– Вы, очевидно, хотите, уважаемый, – инспектор сменил прежний тон на чрезвычайно миролюбивый, – чтобы я сделал какие-то шаги, подтверждающие задержание вчерашнего беглеца? И в ответ вы забудете о тех неувязках, которые случились ранее между нами?
– Я уже забыл о них, лейтенант. Не извольте беспокоиться: окончательное мнение обо всем случившемся за эти два дня будет таким, каким пожелаем видеть его мы с вами.
Придется соглашаться с этой бездарью, промелькнуло в голове у инспектора, у меня самого достаточно проколов с этим Брутом. Ну и кличку выбрал этот проходимец! Как же она соответствует его ловкачеству! Следует признать, что саму операцию Брут провел классически: проколол шины, подсыпал снотворного мне и водителю, похитил автомашину и документы, быстренько примчался в лагерь, где поменялся одеждой с заключенным под номером 26173. И это не простая случайность, именно за этим человеком Брут и прибыл в лагерь, судя по заранее подготовленному приказу. Кто эти люди, ему еще предстоит узнать.
Сам Юльус Карони на самом деле является штатным сотрудником Генеральной дирекции внешней безопасности Франции, именно, отделения разведки. Его инспекторская поездка по местам заключения, это всего лишь ширма, за которой скрывается работа по вербовке агентуры. И сейчас он понял: только что, на его глазах провели блестящую операцию люди, которые ему так нужны, ибо это его будущие агенты. И тут же в его голове промелькнула мысль: эти люди, скорее всего, уже настоящие агенты, но никак не будущие. Возможно, русские, поскольку бежавший из лагеря Сергей Оболенцев бывший ротмистр белогвардейской Русской армии. И Брут, скорее всего из этого же гнезда. Неплохо было бы завербовать их, настолько они толковые, судя по почерку. Но их уже не найти, поэтому он интересуется: с кем больше всего общался в лагере Оболенцев. Оказалось, как и предполагал Карони, это еще один русский – Владимир Макаров, поручик той же белогвардейской армии. Скорее всего, он каким-то образом помог бежавшему ротмистру, но прямых улик нет и придраться к Макарову невозможно. Карони решил взять его на заметку, возможно, что он позже вернется к этому человеку, он явно заслуживает внимание. Из его личного дела следует, что на каторгу поручик попал из-за инцидента с генеральским сынком, он не позволил ему убить старика араба и двух его малолетних внуков. Черт, с кем вы воюем, в конце концов? Со стариками и детьми, что ли? Самое неприятное, что причиной всему послужил богатый караван этого араба. Сейчас генерал Гильбер де Бретонье выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора Феса, потому Макаров и угодил на пять лет, чтобы не навредил избирательной кампании. Хорошо еще, что хоть в живых оставили. Ладно, решает Карони, я еще вернусь к этому русскому, и он делает пометку в своем блокноте.
На следующий день Макарова привели в канцелярию на допрос; его проводил сам начальник охраны, кроме него в кабинете был писарь, который, очевидно, вел протокол.
– Нам доподлинно известно, что ты являешься прямым сообщником побега, и что это ты устроил пожар. Лучше будет, если ты во всем признаешься, – заявил ему офицер.
– Вы ошибаетесь, господин капитан. У вас нет никаких оснований подозревать меня в таких преступлениях, я ни в чем не виноват, – защищался поручик, – у меня даже спичек нет, ведь я некурящий. И с беглецом почти никогда не общался.
Макаров старался держаться спокойно, хотя на душе кошки скребли насчет спичек, если легионер проговорился, то ему не выкрутиться. Но его опасения были напрасны.
– А может ты украл у кого-нибудь спички, – вставил свое мнение писарь, – и подпалил!
– Украл?! Да ты попробуй, укради у кого-то спички, сразу морду набьют. Их даже ночью за пазухой держат, а днем и подавно берегут, поскольку это дефицит.
Ему задали еще несколько вопросов, но он держался уверенно, так как чувствовал: против него определенного ничего нет, кроме того, что его и бежавшего ротмистра матрасы лежали рядом и его допрашивают, надеясь поймать на какой-нибудь нестыковке. Наконец, капитану это все надоело.