Всешутейший собор

Юрий Федорович, как и некоторые другие шуты, служил царю осведомителем и наушником, что на современном языке называется не иначе как стукачеством. Вот что говорит о Шаховском князь Б.И. Куракин: «И всем злодейство делал, с первого до последнего. И то делал, что проведывал за всеми министры их дел и потом за столом при его величестве явно из них каждого лаевал и попрекал всеми теми делами, чрез который канал его величество все ведал».

Куракин дает Шаховскому прозвище – «лепень-прилипало», что характеризует шута как человека докучливого, навязчивого, въедливого. Возможно, кавалер ордена Иуды и получил свою награду, чтобы доносительством искупить вину своего рода перед Романовыми, потому-то он и вынюхивал иуд около трона и доносил о них царю. И знаменательно, что в 1711 году, то есть через два года после получения ордена, Петр назначил его на только что созданный пост главного гевальдигера, то есть начальника всей военной полиции России. В подчинении шута-орденоносца оказались военные прокуроры, фискалы и палачи с их зловещими причиндалами – виселицами, кандалами, оковами. Обязанности же его состояли в осуждении и экзекуциях предателей, дезертиров, паникеров, а также тех, кто сеял смуту и беспорядки. Так человек, щеголявший орденом с изображением повесившегося на осине Иуды, возглавил службу, в ведении которой находилось повешение врагов Отечества. А это, понятно, уже не было игривой пародией. Должность Шаховского была в буквальном смысле убийственно серьезной.

Похороны Шаховского 30 декабря 1713 года при всей их помпезности были не серьезными, а скорее шутовскими. Гроб архидьякона Гедеона сопровождали бражники, именовавшиеся «духовными особами» Всешутейшего и Всепьянейшего Собора, во главе с князем-кесарем и князем-папой. Так покидал этот мир первый и последний в российской истории кавалер ордена Иуды.

Из шутов – в адмиралы

Иван Головин

Отпрыск знатного рода, Иван Михайлович Головин (1672−1737) был любимцем Петра Великого. Он начал службу комнатным стольником и сопровождал монарха и в Азовских походах (1695−1696), и по Европе, в составе «Большого посольства» (1697). Царь вознамерился послать его в Италию, где Головину надлежало учиться «корабельной архитектуре». Пробыв за кордоном четыре долгих года, он вернулся наконец в Петербург. Монарх препроводил его в Адмиралтейство и подверг строгому экзамену. Тут-то и выяснилось, что Иван не ведал в корабельном деле ни уха ни рыла. «Выучился ли ты по крайней мере по-итальянски?» – спросил рассерженный Петр. Головину пришлось ответить, что и тут он не преуспел. «Что же ты делал все это время?» – «Всемилостивейший государь! Я курил табак, пил вино, веселился, учился играть на басу и редко выходил со двора», – откровенно признался этот горе-ученик. Как ни горяч был Петр, такой искренний и прямодушный ответ утишил его гнев. Он не только не наказал Ивана Михайловича, но велел нарисовать его парадный портрет, где Головин с трубкой в зубах, окруженный музыкальными инструментами, торжественно восседает за столом, а рядом валяются в небрежении навигационные металлические приборы. Более того, царь дал ему прозвище Князь-бас (игра слов: «бас» – одновременно и «музыкальный инструмент», и, в переводе с голландского, «искусный мастер»), а также – вот, казалось бы, парадокс! – объявил его главным корабелом всего российского флота.

Почему же на столь ответственный пост Петр назначил человека несведущего, явного лентяя и неуча? Прислушаемся, что говорят по этому поводу современники. Камер-юнкер Ф.В. Берхгольц утверждает, что Головин получил это звание «только в качестве царского любимца». Другой иноземец, Ф. Вебер, подчеркивает шутовской характер должности Князя-баса и говорит о ней как о наказании, которому Петр подверг нерадивого подданного. Г.Ф. Бассевич изъясняется более высокопарно и объясняет выбор Петра «одним из тех капризов благоволения, от которых не изъяты и благоразумнейшие из государей».

Хотя некоторые назначения царя действительно можно отнести к «капризам благоволения» (так, он произвел в адмиралы весьма далекого от морского дела Ф.Я. Лефорта, а А.С. Шеина сделал генералиссимусом, хотя тот до того ни разу не побывал на поле брани), случай с Головиным иного свойства. В нем весь Петр – не только великий преобразователь, но и главный шутник своей эпохи, основатель Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего Собора, в члены которого, кстати, и был занесен Князь-бас. И причина тому не пресловутый монарший произвол, а уходящие корнями в незапамятные времена законы смеховой карнавальной культуры, адептом которой выступал русский царь, о чем мы уже писали.