Всешутейший собор

В знак особого благоволения к любимому шуту монархиня распорядилась именем Лакосты назвать фонтан в Летнем саду и установить его каменную фигуру в натуральную величину. По сведениям петербургского археолога Виктора Коренцвига, строительство фонтана начал осенью 1733 года мастер П. Сваль, а 1736 году он уже задорно бил, омывая струями это шутовское изваяние. До наших дней фонтан – увы! – не дожил, ибо в 1786 году почти все фонтаны Летнего дворца были разобраны и засыпаны землей.

И на знаменитых торжествах по случаю свадьбы в Ледяном доме мы находим в числе участников весёлой процессии “копейщика одного, во образе воина, в самоедском платье» и во главе колонны «Лакосту во образе самоедского владельца», сокрывшего “жидовскую породу” под оленьими шкурами.

Последний раз имя Петра Дорофеевича упоминается в сентябре 1740 года вместе со своим сыном Яковом Христианом, подпоручиком полевой артиллерии. А месяцем позже Анна Леопольдовна, ставшая регентшей-правительницей России при младенце-императоре Иоанне Антоновиче, уволила всех придворных шутов, наградив их дорогими подарками. Она гневно осудила унижение их человеческого достоинства, «нечеловеческие поругания» и «учиненные мучительства» над ними. И необходимо воздать должное ей, уничтожившей в России само это презренное звание (в шутовской одежде шуты при дворе больше уже не появлялись). А что Лакоста? Он ушел в мир иной в конце того же 1740 года. Может статься, устав от светской мишуры и придворной кутерьмы, он скинул с себя одежду самоедского короля и доживал свои последние дни тихо и неприметно, предвосхитив горькую мудрость своего далекого потомка-соплеменника, писателя Лиона Фейхтвангера, сказавшего словами своего героя: «Зачем еврею попугай?»

Дурак корысти ради

Педрилло

Этот пожилой синьор определился на русскую службу в День дурака, а именно 1 апреля 1732 года. Тогда он еще не ведал, что станет впоследствии любимым дураком (так называли в России шутов) императрицы Анны Иоанновны. Звали его Пьетро Мира, и был он скрипачом-виртуозом и актером-буфф в итальянской театральной труппе маэстро Ф. Арайя, прибывшей в Северную Пальмиру для царской забавы. В интермедиях Мира часто исполнял роль Петрилло (одна из масок итальянской комедии дель арте), а при русском дворе его стали не вполне благозвучно называть Адамка Педрилло.

Впрочем, то был не первый его вояж в холодную Московию. В 1700 году, будучи еще совсем молодым человеком, он уже значился придворным шутом Петра Великого. Биограф императора И.И. Голиков рассказывает: «А как между тем, к удовольствию Его Величества, явились к нему прибывшия из прежде посланных в чужие краи ученики, то монарх сам в успехах их свидетельствовал и оказавшихся достойными определил по способности каждого к должности; а нашедших между ними таких, кои или от небрежения, или по тупости своей почти ничему не обучились, в досаде своей отдал во власть шуту своему Педриеллу, а сей и распоряжал ими по своему изволению, определяя их в помощь истопникам и в другия низкия должности». Поскольку имя этого шута в документах Петровской эпохи нигде позже не упоминается, есть основания думать, что он вскоре покинул Россию. Вероятной причиной тому была прижимистость Петра, не воздавшего своему корыстолюбивому забавнику по заслугам.

А корыстолюбие было отличительной чертой итальянца, который, по словам историка, во второй раз «и приехал в Россию, конечно, с тою целью, чтобы заработать побольше денег и затем снова вернуться на родину». Тем более что Анна Иоанновна, как утверждали заезжие иноземцы, была щедра до расточительности. Есть сведения, что императрица в 1733 и 1734 годах дважды пожаловала «италианскому музыканту» Пьетро Мира по 700 рублей. Вскоре же последний, однако, повздорил с капельмейстером Ф. Арайя (не на денежной ли почве?) и опять подался в придворные дураки. Адамка Педрилло был шутом уникальным. Ведь другие монаршие потешники были именно разжалованы в шуты (князь М.А. Голицын и граф А.П. Апраксин – за отступничество от православия; князь Н.Ф. Волконский – из-за ненависти императрицы к его жене). И только Адамка стал шутом по доброй воле, так сказать, по зову своей продажной души.