Всешутейший собор

Мне кажется, можно Вас с этим и поздравить; ибо путешествие Ваше на воздушном шаре по многим причинам долженствует Вам быть приятно: во-первых, хотя в решимости и твердости духа Вашего никто не сомневался, однако ж это было новым и неоспоримым тому доказательством. Во-вторых, Вы удовлетворили любопытству своему и видели то, чем немногие похвалиться могут. В-третьих, Вы опытом узнали (выключая немногих, недоброжелательствующих Вам), сколько Вы любимы, по этому, что многие в здравии Вашем принимали искреннее участие. Все сии причины совокупно оправдывают мое приносимое Вам поздравление и делают оное чистосердечным.

Поговорим теперь о путешествии Вашем. Мне случалось в ясную погоду и при чистом воздухе бывать на вершинах высоких гор: величественность зрелища, представлявшегося тогда очам моим, наполняла душу мою таким сладким восторгом, которого человек, ползающий по земному долу, никогда чувствовать не может. Мне казалось, что я был пресмыкающийся червь, когда стоял под горою, и что я сделался летающею бабочкою, когда взошел на гору. Посему могу я несколько вообразить, какими приятными чувствами объята была душа Ваша, когда Вы вознеслись до такой высоты, отколе пышность наших храмов и жилищ в глазах Ваших исчезла; ужасающие нас великостью своею громады превратились в песчинки; широкие озеры и моря, поглощающие огромные с людьми корабли, сделались маленькими лужицами, в которых, казалось Вам, не можете Вы омочить подошву своей ноги… Достойно любопытства нашего созерцание земли и небес, поколику человек от одной возвыситься, а к другим бренным оком своим сколько-нибудь приблизиться может, и кто бы что ни говорил, но всякий бы желал увидеть то, что видели Вы, если б страх воздушного путешествия не обуздывал нашего любопытства. Тем же, которые ко всему любят привязывать толки и хулы, отвечал бы я:

Как хочешь, так суди,И хоть сто раз тверди

И важно и спесиво,Что это-де не дивоИ что, дескать, за статьПо воздуху летать?Рассказы не доводы,

Сиденка не походы,Трубить легко в кулак;А я скажу вот так:Тому, в ком духу мало,

Конечно, не пристало;И ты, кто нам кричишь,Что чуда в том не зришь,Коль хочешь непременно,Твоим чтоб несомненно

Мы верили словам,Попробуй съездить сам.

С истинным почитанием навсегда пребываю, и проч.». Не созвучна ли поэтика пассажа «ретрограда» Шишкова знаменитому и в свое время новаторскому горьковскому рефрену «Безумству храбрых поем мы песню!»? Или удивительно точной поэтической формуле А.А. Вознесенского: «Небом единым жив человек»?..

Видно, что наш герой после полета перестал предаваться унынию, сохраняя свойственное ему присутствие духа. Мемуарист С.П. Жихарев в своем «Дневнике чиновника» подробно описывает вечер, состоявшийся в мае 1807 года в московском доме Г.Р. Державина, на коем присутствовал и наш «известный остряк и знаменитый рассказчик Сергей Лаврентьевич Львов». Он предстает здесь «пожилым генералом с двумя звездами, с живой умной физиономией и насмешливой улыбкой». Воспоминания Жихарева доносят до нас замечательное словесное искусство и тонкий юмор Львова: «За ужином Сергей Лаврентьевич не истощался в рассказах, – свидетельствует он, – и если б у меня память была вдвое лучше, то и тогда бы я не мог запомнить половины того, что говорил этот в самом деле необыкновенно красноречивый и острый старик. То разъяснял он некоторые события своего времени, загадочные для нас; то рассказывал о таких любопытных происшествиях в армии при фельдмаршалах графе Румянцеве и князе Потемкине, о которых никто и не слыхивал; то забавлял анекдотами о причине возвышения при дворе многих известных людей и неприязненных отношениях, в которых они бывали между собою, и все это пересыпал он своими замечаниями, чрезвычайно забавными, так что умел расшевелить самих Державина и Шишкова, которые, кажется, от роду своего не смеялись так от чистого сердца».