– К губернатору Стентону, а губернатор не стал слушать, он просто…
Я крепко схватил старуху за руку.
– Стойте, – сказал я. – Вы говорите, что ваш брат ходил к губернатору Стентону и рассказал ему?
– Да, а губернатор Стентон не стал его слушать. Не стал слушать. Он сказал, что у него нет фактов, он не будет расследовать и что…
– Вы говорите неправду? – сказал я и тряхнул ее тонкую, как щепка, руку.
– Нет, правду, правду, ей-богу! – крикнула она, задрожав. – И это его убило. Губернатор его убил. Он вернулся в гостиницу и написал мне письмо, все написал – и в ту же ночь…
– Письмо, – перебил я, – что стало с письмом?
– …в ту же ночь – перед рассветом – но всю ночь он ждал у себя в комнате – и перед самым рассветом…
– Письмо, – оборвал я, – что стало с письмом?
Я снова тряхнул ее, но она продолжала шептать: «Перед самым рассветом…» Наконец она вырвалась из-под гипноза этой мысли, подняла глаза и ответила:
– Оно у меня.
Я отпустил ее руку, сунул сто долларов ей в ладонь и силой согнул ей пальцы.
– Тут сто долларов, – сказал я. – Дайте мне письмо, и вы получите остальные. Триста долларов!
– Нет, – проговорила она, – нет, вы хотите избавиться от письма. Потому что в нем написана правда. Тот человек – ваш друг. – Ее мигающие глаза смотрели мне в лицо и скреблись, как скребутся слабые старушечьи пальцы, пытаясь открыть шкатулку. Наконец она оставила свои попытки и жалобно спросила: – Он ваш Друг?
– Если бы он меня сейчас увидел, – сказал я, – ему бы вряд ли пришла такая мысль.
– Вы ему не друг?
– Нет, – сказал я. Она посмотрела на меня подозрительно. – Нет, – повторил я. – Я не друг ему. Дайте мне письмо. Если его когда-нибудь используют, то используют против него. Клянусь вам.
– Я боюсь, – сказала она, но я почувствовал, что ее пальцы, согнутые в моей ладони, потихоньку щупают бумажку.
– Страховой компании не бойтесь. Это было слишком давно.
– Когда я пришла к губернатору… – начала она.
– Как, и вы ходили к губернатору?
– Когда это случилось – после всего – я хотела отплатить тому человеку – я пошла к губернатору…
– Боже мой, – сказал я.
– …и просила наказать его – за взятку – за то, что он погубил моего брата – но он сказал, что у меня нет фактов, что этот человек – его друг, и у меня нет фактов.
– А письмо – вы показали ему письмо?
– Да, я пошла с письмом.
– Вы показали письмо губернатору Стентону?
– Да… да… а он встал и говорит: «Мисс Литлпо, вы показали под присягой, что не получали письма, вы дали ложные показания, это лжесвидетельство, а за лжесвидетельство полагается суровое наказание, и, если об этом письме узнают, вы будете наказаны по всей строгости закона».
– И что вы сделали? – спросил я.
Седая, обтянутая желтой кожей голова, в которой не хранилось уже ничего, кроме старых воспоминаний, качнулась на тонком черенке шеи легко и сухо, словно под дуновением ветерка.
– Сделала, – повторила она, качая головой, – сделала. Я бедная, одинокая женщина. Мой брат умер. Что я могла сделать?
– Вы сохранили письмо, – сказал я, и она кивнула.
– Доставайте его, – сказал я, – доставайте. Теперь вас никто не потревожит. Клянусь вам.
Она достала его. Она долго разгребала ворох желтых, пропахших кислым бумажек, старых лент, слежавшейся одежды в жестяном сундуке, который стоял в углу, а я, изнывая, следил из-за ее плеча за копошением непослушных пальцев. Наконец она нашла.
Я выхватил конверт у нее из рук и вытряхнул письмо. Оно было написано на бланке гостиницы Монкастело и датировано 3 августа 1915 года. Я прочел: