Вся ночь впереди

С минуту постояв у двери, которая выходила на задний двор, она все-таки открыла ее и шагнула в темноту. Кормушек для птиц видно не было, но Молли отлично знала, где они находятся, и ей ничего не стоило их себе представить. Как равным образом и свои любимые грядки, где когда-то цвели розы, а теперь росли чертополох и репейник. Вернувшись из Флориды, она так ничего на этом участке и не посадила, но сейчас это уже не имело ровно никакого значения.

Она собиралась уже войти в дом, как услышла в дальнем конце сада – там, где рос старый раскидистый дуб, – какой-то подозрительный треск. Подумав, что бы это такое могло быть, Молли пришла к выводу, что это затрещала нижняя, самая толстая ветвь дуба.

Глава 23

Когда они переехали в этот дом, Остин первым делом велел обнести участок высоким, футов эдак в семь, сплошным деревянным забором. Попасть во двор можно было только через дом или через ворота в заборе, которые, впрочем, обычно были заперты на тяжелый висячий замок.

Молли постояла, послушала, но треск не повторился, и она уже было решила, что это от жары лопнула кора.

Но вот треск послышался снова.

Ночь была тихая, жаркая и влажная. Дул легкий ветерок, которому шевелить дубовые ветви было явно не под силу.

Там, в дальнем конце сада, определенно кто-то был.

Но кто? Остин?

Тусклая, словно выцветшая луна давала слишком мало света, чтобы Молли могла рассмотреть, кто скрывается в густой, чернильной тени под дубом. Несмотря на это, Молли не испытывала страха. Ей почему-то казалось, что в тени прячется именно Остин, а не кто-то чужой.

Однако чем ближе она подходила к дубу, тем медленнее и осторожнее делались ее шаги.

– Остин? – шепотом позвала она.

Ответа не последовало.

Молли заколебалась. А вдруг это не Остин, а, к примеру, бандит или вор?

– Остин… – снова окликнула она мужа, с трудом сдерживая волнение.

Остин наконец подал голос:

– Молли!

Он произнес только ее имя, но Молли услышала нечто большее. Печаль. Та самая печаль от предстоящей разлуки, которая свинцовым грузом давила ей на грудь и в которой она так боялась себе признаться. Как известно, печаль делает человека податливым и слабым, а она сейчас должна быть сильной, очень сильной. Она не могла себе позволить вновь стать безвольной, всепрощающей Молли, какой была когда-то.

Подойдя к мужу поближе, она спросила:

– И давно ты тут сидишь?

Он не ответил, и она поставила вопрос иначе:

– Ты, вообще, к Эми-то ездил?

– Нет, – произнес Остин.

Молли подумала о записке и деньгах, которые он ей оставил. О раскаянии, которое она заметила у него на лице сегодня утром.

Она подошла еще ближе и оперлась о ствол дерева. Дуб был такой огромный, что его вряд ли бы смогли обхватить четверо взрослых людей. Бог знает, сколько этому дереву лет. У него были длинные, толстые корни, и оно казалось несокрушимым, как сторожевая башня. Другого такого не было во всей округе.

Странное дело, этот дуб всегда немного напоминал ей Остина. Такое сравнение, она знала, наверняка бы удивило и даже оскорбило его. Он не относился к числу любителей природы и не замечал могучей, первобытной красоты этого дерева. С другой стороны, когда сосед предложил Остину срубить дуб, мотивируя это тем, что летом его крона затеняет его клумбы с цветами, Остин наотрез отказался это сделать. Тогда Молли думала, что всему виной упрямство Остина, но сейчас она уже не была так в этом уверена.

– Это Крис повесил на дуб качели? – спросила она.

Помолчав, Остин односложно ответил:

– Да.

– Он мастак на всякие такие штуки.

Остин согласился.

– О да. И Эми он всегда помогает.

Некоторое время они оба молчали. Молли вслушивалась в звуки ночи, размышляя над тем, почему Остин остался дома. А еще ее интересовало, о чем он думает. В сущности, это интересовало ее всегда, только получить ответ на этот вопрос ей никак не удавалось.

– Молли?..

Она молчала, ожидая продолжения.

– Если я до тебя дотронусь… ты не убежишь? Очень тебя прошу – не убегай.

Вот оно! В его голосе опять проступила вселенская печаль.

А ее решимость опять стала слабнуть. Все куда проще, когда ты точно знаешь, кто твой враг. А она в отношении Остина ни в чем не была уверена.

– Нет, – прошептала она, – не убегу.

Он взял ее за руку и потянул к себе. Теперь Молли была от него так близко, что она слышала его частое, неровное дыхание.

Остин поднес ее руку к губам и поцеловал. Сначала он поцеловал кончики пальцев с забывшими о маникюре ногтями, которых Молли очень стеснялась, потом тыльную часть руки. Потом он замер, ожидая, не отдернет ли она руку, а когда этого не произошло, Остин прижал руку Молли к своей щеке. Она ощутила колкость отросшей щетины и исходивший от его кожи жар.

Хотя Молли старалась не поддаваться чувствам, у нее это плохо получалось. В ее душе больше не было на мужа зла. На нее нахлынула та же щемящая печаль, которая, она догадывалась, наполняла сердце Остина.

У нее появилось желание утешить и успокоить мужа, и она едва удержалась от того, чтобы обнять его.