Вся Робин Хобб в одном томе

— Два сезона, чтобы спасти его. Не слишком много времени, — встревоженно заметил мальчик-солдат.

— Два сезона, чтобы спасти его от смерти, — уточнила Фирада. — Два сезона, если мы согласны вернуть его хотя бы искалеченным. Танец безжалостен, Невар. Он ломает тела, поскольку магия не слишком-то заботится о том, чего он нам стоит. За два сезона Ликари превратится в крохотного старичка. При таком образе жизни он не сможет как следует расти. И его разум разъест магия. Мы видели это в тех, кого Дэйси спасла от танца. Вернувшиеся взрослые сохранили какие-то связи с домом, семьей и кланом. Но младших танец поглотил полностью. Я слышала по меньшей мере о пяти освобожденных танцорах, которые с тех пор вернулись в танец. Они не знали, что еще им делать со своими жизнями. Из оставшихся большинство думает совсем по-детски, они ничему не научились с тех пор, как их призвали. Они не знают ничего, кроме танца и цели, внушенной им магией. Думаю, Ликари окажется восприимчивее многих. Если мы прождем два сезона, прежде чем попытаемся его вернуть… Тогда, пожалуй, милосерднее позволить ему танцевать до смерти.

Оликея казалась странно спокойной, но тут заморгала и по ее щекам хлынули высвободившиеся слезы. Она даже не всхлипнула. Теперь она часто плакала вот так, молча, словно рыдала где-то в самой глубине души, а на поверхности выступали лишь слезы. Она все еще заботилась обо мне, но почти не разговаривала. Оликея казалась по-детски потерянной, словно ее отбросило в дни, когда ушла ее мать. Я понял, что ее рассказы о семейном укладе спеков сильно исказились от ее собственных переживаний. Она всю жизнь отдалялась от Ликари, опасаясь новой утраты. Но когда она его все же потеряла, это не смягчило удара.

Мальчик-солдат положил руку ей на плечо. Хотя его сердце по-прежнему принадлежало Лисане, они с Оликеей время от времени занимались любовью, и она всякий раз делила с ним постель. Дарить ему телесное облегчение входило в ее обязанности кормилицы, она не рассчитывала на его влюбленность или страсть помимо плотской. С тех пор как ушел Ликари, они, похоже, чаще тешились так, словно без особого успеха искали друг в друге утешение. Возможно, она хотела зачать другого ребенка взамен утраченного. Или он так нежно обращался с ней лишь из-за того, что хотел укрепить связь с ней, а значит, и с ее кланом. В любом случае я завидовал тому, чем они обладали, — плотскому наслаждению друг другом без излишних сложностей. К собственному стыду, иногда я представлял, что это Эмзил ласкают мои руки и это губы Эмзил нетерпеливо тянутся к моим. После этого горького притворства я ощущал себя еще более одиноким, чем обычно. Они постоянно испытывали друг к другу влечение, лишь усиленное общей скорбью. В последние дни она спала, прижимаясь к его животу, а не спине, и он часто обнимал ее, когда она кричала во сне. Теперь он сразу же подбодрил ее:

— Двух сезонов не пройдет, Оликея. Надеюсь, Ликари не задержится там дольше чем на пару дней. Я принял решение. Сегодня мы пошлем гонцов к Кинроуву и Дэйси. Я возьму имеющиеся у нас силы и с ними атакую Геттис. Холод и снег станут нашими союзниками.

Он оглянулся на их полные сомнений лица и мрачно улыбнулся.

— Огонь будет нашим главным оружием. Таков мой замысел. Я перенесу наши силы на западную сторону гор. Мы отправимся туда, приготовившись терпеть мороз и снег, но совсем недолго. Быстроходом мы нагрянем в Геттис во мраке ночи, когда будет холоднее всего. Часть наших людей спрячется в городе вокруг форта. Другие снимут часовых у ворот. Тихо. Затем мы войдем. Я нарисую карты основных мест, где следует устроить пожары. По моему сигналу загорится и город. Как только лучники там, снаружи, заметят пламя, они начнут стрелять, поджигая верх стен и сторожевые башни, где солдаты не смогут с легкостью потушить огонь. Жаль, что у нас есть лишь дюжина стрел с плетенками. Решит все освобождение заключенных. Они не испытывают любви к своим тюремщикам, и их побег усугубит всеобщее смятение. При удачном стечении обстоятельств они сами нападут на тех, кто так жестоко с ними обращался. Мы устроим множество пожаров, слишком много, чтобы они сумели все потушить. Когда солдаты побегут от огня на улицы, мы сможем убить многих, пока они испуганы и безоружны. Такое положение долго не продлится, но мы воспользуемся его преимуществом. Как только они сплотятся, мы отступим. Проходя через город, мы будем убивать всех, кто встретится нам на пути. Уйдем быстроходом, растворившись в ночи. Подождем, дадим им время потушить пожары и растратить силы. А когда они решат, что худшее миновало, снова быстроходом вернемся в самую их гущу, чтобы убивать. Если хватит времени, устроим еще пожары.

Он прервался. Никто не решился заговорить, все молча смотрели на него.