Вся Робин Хобб в одном томе

Приблизившись к костру Фирады, я заметил, что там спиной ко мне сидит Оликея. Изрядно изменившаяся. Она утратила часть полноты, которую набрала, будучи моей кормилицей, и ее гордая голова низко склонилась — гостья у сестринского костра, а не хозяйка собственного очага. Ликари устроился неподалеку. Он лежал на боку, подперев голову рукой. Я с радостью отметил, что мальчик успел немного окрепнуть. Пока я смотрел на него, он приподнялся, выбросил в костер кость и улегся обратно.

— Оликея! — позвал я, удивившись слабости собственного голоса.

Я попытался прочистить горло, но не сумел; глотка у меня пересохла, и даже тот пологий склон, по которому я поднялся, заставил меня задыхаться.

— Оликея! — позвал я снова.

Она даже не повернула головы.

— Ликари! — закричал я, надеясь, что его юный слух окажется острее.

Он чуть шевельнулся. Никто во всем лагере даже не взглянул в мою сторону.

— Ликари! — повторил я.

Мальчик медленно сел и огляделся по сторонам. Его взгляд скользнул прямо по мне.

— Ты слышала это? — спросил Ликари у матери.

— Что?

— Кто-то позвал меня по имени.

— Я не слышала ничего, кроме пения. Как они могут веселиться так скоро после его смерти?

— Для них это не скоро, — беззлобно ответила Фирада. — С тех пор как он ходил среди нас, луна успела вырасти и померкнуть. И они не были с ним близки. Он держался отчужденно, даже когда жил среди нас и брал кормильцев из нашего клана. Он внезапно появился и столь же внезапно ушел. Я знаю, ты все еще скорбишь, сестра, но не стоит ожидать, что все разделят твое горе. Он ушел. И если Кинроув прав, он достиг своей цели и магия освободилась. С народом все будет хорошо.

— Они празднуют его победу, а не смерть, — веско добавил Джодоли. — Думаю, этот способ почтить память человека ничуть не хуже, чем оплакивать его.

От его слов у меня потеплело на сердце. Я все ближе подходил к их костру.

— Вот только этот человек не умер, — наконец весело объявил я, остановившись прямо за спиной Оликеи. — Еще нет. Хотя, если я вскоре не поем, то вполне могу!

Оликея не подскочила на месте и не вскрикнула, как я от нее ожидал. Она продолжала хмуро смотреть в огонь. Фирада тоже словно бы ничего не заметила. Джодоли одарил меня коротким неодобрительным взглядом и вновь уставился на пламя. Только Ликари напрягся при звуке моего голоса. Он вновь огляделся.

— Мне кажется, я слышал… — начал было он.

— Тебе послышалось, мальчик, — резко перебил его Джодоли. — Просто огонь потрескивает.

В этот миг ищущий взгляд Ликари встретился с моим. Я ухмыльнулся ему. Он пронзительно взвизгнул от ужаса и вскочил на ноги. Рука Джодоли схватила его за плечо.

— Гляди на меня! — велел малышу великий.

— Но, но…

— Гляди на меня! — повторил он уже строже. — Смотреть на призраков — к несчастью. А еще хуже, для самого призрака, — с ним заговорить. Он просто яркое воспоминание, Ликари. У великих очень крепкая память. Не смотри на него и не пытайся заговорить. Мы должны отпустить его, чтобы он мог стать тем, кем должен.

— Призрак? Где? — удивилась Фирада, уставившись прямо на меня.

Оликея тоже обернулась, но ее взгляд метнулся мимо.

— Здесь ничего нет. Великие уходят в свои деревья, Ликари. Невар не станет бродить призраком. Он не оставил незавершенных дел.

Джодоли ободряюще похлопал мальчика по плечу и отпустил его.

— Мне показалось, я видел… что-то.

— Он даже не похож на Невара, Ликари. Не думай об этом и не пытайся увидеть его снова.

— У великих не бывает призраков, — забеспокоилась Оликея. — Разве что… вдруг дерево его отвергло?

— Ты сказала, что видела, как в него вошли корни. И что он шевелился вместе с ними, пока вы пели для него его воспоминания.

— Да, говорила. Так и было!

— Тогда все должно быть в порядке. Если хочешь, завтра я навещу его дерево и поговорю с ним, чтобы убедиться, что оно хорошо его приняло. Сейчас он уже должен быть внутри.

— Пожалуйста, если тебя не затруднит, — с благодарностью откликнулась Оликея.

— А я пойду с тобой, — объявил Ликари, садясь обратно.

— Это твое право как его кормильца, — подтвердил великий.

Ликари попытался еще раз украдкой покоситься в мою сторону. Джодоли укоризненно вскинул бровь. Мальчик потупился.

— Я не призрак! — возмущенно заявил я. — Это что, шутка? Может, я вас всех чем-то оскорбил? Я не понимаю. Я голоден. Мне нужна помощь!

Я вошел в их круг. Никто не шелохнулся. Только Ликари, пожалуй, чуть крепче обнял себя за плечи. Я потянулся к вертелу с мясом, который держал в руке Джодоли. Это была птица, я схватил и оторвал ее крыло. Даже если Джодоли и почувствовал что-то или заметил, на его лице это не отразилось. Я съел соленое жирное мясо, обгрыз с косточки хрящ, а объедки бросил в костер. Пламя высунуло язык, словно ему не понравился вкус.

— И что же ты теперь будешь делать? — обратилась к Оликее сидящая у костра Фирада, как если бы ничего из ряда вон выходящего не произошло.

— То, что делала всегда. Буду жить.

Фирада покачала головой.