Вся Урсула Ле Гуин в одном томе

Летние приезды домой, когда в колледже наконец каникулы, когда садишься на поезд и едешь через весь континент с далеких восточных берегов, обремененных историческими событиями, чересчур развитой промышленностью и чрезмерным количеством людей, когда уезжаешь из старых больших городов, основанных нашими предками и всецело поглощенных собой… Домой — из колледжа, который называют «матерью питающей», alma mater, хотя Вирджинии колледж всегда представлялся стариком, богатым и знаменитым дальним родственником или в крайнем случае двоюродным дедушкой, который вечно занят своими великими делами и едва замечает существование внучки. В его щедром, роскошном особняке она училась жить тихо, этакая «хорошая девочка», с каждым днем становясь все лучше. Но летом поезд мчался домой через прерии, через горы, прочь от мира колледжа — на запад.

Их с Дейвом поженил мировой судья.

— Ты действительно не хочешь попросить свою мать, чтобы она приехала? — искренне удивился Дейв. Она только рассмеялась и сказала:

— Ты же знаешь, у нас в семье не очень-то увлекаются свадьбами.

Свой медовый месяц они провели в Нью-Хэмпшире и Майне, в летних домиках его родственников. Совет колледжа выплачивал Дейву небольшую стипендию, поскольку он, окончив колледж, поступил там же в аспирантуру и занимался исследовательской работой, а жили они в основном на то, что она зарабатывала, печатая на машинке и редактируя чужие диссертации и курсовые работы. В то лето Дейв впервые поехал на Запад; он как раз заканчивал свою диссертацию.

Бабушка переехала на Хэмлок-стрит к матери, чтобы молодая пара могла чувствовать себя в доме на Бретон-Хэд совершенно свободно и, по словам бабушки, не натыкалась постоянно «на всяких там старух». И чтобы Дейв мог спокойно работать и никто его не отвлекал бы. Мужчины не способны как следую работать, забившись в нору или в угол; мужчине нужно пространство, чтобы было, где развернуться, сказала Вирджинии бабушка. Через день или два Дейв передвинул бабушкин дубовый рабочий стол от западного окошка к внутренней стене. Он сказал, что его, во-первых, отвлекает вид моря, стоит ему поднять глаза от рукописи, а во-вторых, ему неприятно, что море совсем не там, где ему положено быть. «Лицом к стене я по крайней мере не вижу, как солнце садится прямо в море, и возвращаюсь наконец к реальной действительности», — сказал он ей. «Потрясающий там все-таки пейзаж, — говорил он потом, когда уже вернулся в свой привычный мир. — Такой простор, знаете ли, ну просто насколько глаз хватает! Моя жена родом из Орэ-гэна». Дейв произносил слово «Орегон» так, словно оно было иностранное. Вирджинии было смешно, что он не может правильно произнести название целого огромного штата, но тогда это казалось ей очень милым. «А я считала, что пальмовая водка называется «Шенек-тодди», пока не приехала на Восток», — пыталась шутить она. Но он оставался невозмутим. Все знают, что водка называется «Шенектади»! И ее шутка совсем не казалось ему смешной.

Лето… Когда летним утром просыпаешься на широкой постели под широким окном в западной спальне, то первое, что видишь, открыв глаза, это небо над морем. И все время слышишь — и во сне, и бодрствуя — рокот океана, успокаивающий, убаюкивающий, доносящийся откуда-то снизу, из скал у подножия Бретон-Хэд — непрерывный и удивительно мирный. Дейв работал допоздна, иногда просиживал за письменным столом до двух-трех часов ночи, потому что настоящая работа у него получалась только тогда, когда ему удавалось превратить ночь в день, переделать здешний мир под себя. Он пробирался в спальню в полной темноте, еще не отключившись от своей рукописи, полный сухого электрического напряжения, и будил ее. И разбуженная, полусонная Вирджиния, не зажигая света, втягивала его в мерное биение моря, в приливное качание волн, убаюкивала, успокаивала, пока он не засыпал с нею вместе, вместе, вместе… На рассвете ее обычно будили птицы своим настойчивым хоровым пением, и она вставала и выходила на улицу. Дважды за лето она видела лосей, направлявшихся мимо их дома к лесу.

Солнце довольно поздно появлялось из-за синеватой Прибрежной гряды — из-за дальних пустынь, из-за прерий, из-за древних городов… И гораздо позже, уже часов в десять-одиннадцать сверху наконец спускался Дейв, а потом долго сидел за столом и молчал, точно язык проглотил, держа в руках чашку кофе и медленно просыпаясь. Потом он вновь садился за письменный стол, повернутый лицом к стене, — писал и переписывал заново свою диссертацию «Образ Цивилизации в произведениях Паунда и Элиота». Телефонные звонки научному руководителю; долгие многочасовые разговоры; паника из-за случайно потерянного примечания.

Вирджиния вела довольно ленивый образ жизни, полностью отдаваясь солнцу и ветру; она много гуляла по пляжу, варила желе из диких слив и изображала хозяйку в доме своей бабушки. Иногда она пыталась что-то писать, но так и откладывала в сторону недописанным.