Всячина (СИ)

- Нет, у меня очень много дел. Но - должно помочь. Ты только позвони...

...

Колокольчик Павел бросил в карман рабочего пиджака, чтобы рассказать какую-нибудь волшебную историю на работе. Или историю любовную, девушкам - они это любят, когда про любовь. Например, можно рассказать, что это колокольчик с выпускного вечера, и как там танцевали и с кем и что... О-о-о... Паша умел рассказывать!

...

Первые рабочие дни после длинных выходных заканчивались всегда поздно. То одно вылезало, то другое. Приходилось задерживаться, а потом бежать по темным дворам, сокращая путь от метро к дому, согнувшись под морозным ветерком с колючими снежинками в лицо.

Вот в таком вот дворе его и прищучили.

- Эй, мужик, закурить нет? - спросили сбоку из глубокой черной тени.

- Нет, - на ходу крикнул Паша, прибавляя шаг.

- А если поискать? - этот голос был уже спереди, то есть бежать-то было некуда.

Тени сгустились, запахло пивом и табаком, стало сразу тесно и неуютно под темной аркой. Вот черт, никогда они тут лампочку не вворачивают! "Они" - это были те, которые всегда не выполняли свои обязанности. Кто это "они" и где "они" живут, Паша не знал, но знал точно, что во всем виноваты именно "они".

Кто-то уже охлопывал его снаружи по куртке, чьи-то руки полезли в карманы.

- Да ты не дергайся, мужик... Мы же не быдло какое отмороженное. Возьмем, сколько нужно - и все. И вали домой. Ну? Что это у нас тут?

В темноте зазвенел над ухом колокольчик.

- О! Какую игрушку с собой носит!

Щелкнула зажигалка:

- И у меня такой же точно есть. Как раз двухтысячного года. Какую школу заканчивал, земляк?

- Триста шестьдесят шестую.

- Точно - земляк! А Ваську знал? Ну, рыжего такого? Он тоже в двухтысячном закончил.

- Мы с ним не дружили, дрались даже, - вспомнил рыжего Павел.

- Вот и я с ним как раз в этом дворе, за сараями - не раз сталкивался. Мужики, наш он. Пусть идет, что ли. Все же в одном году выпускались, - и колокольчик еще раз зазвенел.

- Что, мля, ностальгия замучила?

- Ну, типа... Пусть уж.

...

Дома его ждал холодный ужин и жена, спящая носом в угол, утепленный недавно цветным ковриком, купленным на рынке.

Утром можно было не вставать рано, и Паша воспользовался этим на полную катушку. Он спал и спал. Просыпался и снова засыпал под стук посуды на кухне, негромкие переговоры жены с детьми, поскрипывание полов, щелчки замка, стук дверей...

Он проснулся в полной тишине. Наверное, из-за тишины и проснулся. После какого-никакого шума - вдруг такая тишина.

Паша полежал с открытыми глазами, потом выполз на кухню. За столом спиной к двери сидела жена.

- Доброе утро! - сказал Паша.

Помолчали.

- А в ответ - тишина, - сказал он после паузы уже на полтона ниже.

И опять - никакой реакции.

- И что у нас плохого? - спросил он уже обычным голосом, присаживаясь рядом.

- А что хорошего? - взорвалась Маргарита. - Что у нас с тобой - хорошего? Ты целыми днями на работе. Приходишь ночью, уходишь утром. Даже в выходной не можешь погулять с детьми. Что ты вообще делаешь дома? Спишь? И ты спрашиваешь, что у нас плохого? Все - плохо!

Паша молча встал и вышел. Он никогда не спорил с женой, а тем более, когда она начинала кричать. Он просто прошел в комнату, убрал постель, застелил диван покрывалом и сложил его, подняв спинку. Убрал развешанную по стульям одежду в шкаф. Разобрал бумаги на столе. А потом сел, подперев голову рукой, и уставился куда-то за окно, ничего не видя. Вот тебе и выходной...

Рука сама нашла в кармане колокольчик. Вот еще штучка. Волшебная, блин.

Паша поднял его к глазам, еще раз прочитал "2000" сбоку. Потом тряхнул рукой - чистый звон поплыл по комнате. Еще раз. Еще. Буддисты так медитируют, вроде. Дзинькнут - и молчат, о своем думают...

- Ну, ты что не идешь завтракать? - обняла его сзади жена. - Я кофе сварила. Как ты любишь, с перцем и солью. И рыбка красная осталась с праздников. Пошли, Паш, не грусти! Это просто у меня настроение такое с утра.

...

После завтрака они вместе готовили обед. Вот такие моменты Паша любил. Когда вместе - какое-то дело. Деля на двоих всю работу. Он, скажем, чистил лук и резал его, а Марго - чистила картошку. Он шинковал морковку, а она уже пробовала бульон. Он резал хлеб, а в коридоре уже толкались дети, о чем-то споря, и Марго уже кричала, чтобы мыли руки и быстро шли за стол. Хорошо, что у них кухня большая - все сразу могут сесть.

А после обеда Маргарита сказала ему:

- Поговори, что ли, с дочкой. Она ведь взрослая совсем.

Дочка была совсем взрослая. Ей было уже семь лет. Вернее, надо говорить - будет восемь. И о чем он может с ней поговорить? Вот малой Сашка, всего четырех лет, был гораздо понятнее. Маленький, но - мужик!

Пока жена о чем-то разговаривала с сыном, моя посуду, Паша зашел в детскую. Дочь сидела за столом, что-то записывая в толстую тетрадь. Обернувшись, сразу сунула ее в стол и как-то... Не ощетинилась, нет. Но - напряглась. Заметно так. Не комфортно ей стало. Неприятно. И вот это было действительно плохо.