Всё дело в тебе

Лакшин по-прежнему прикрывал лоб, и Даша на самом деле начала волноваться. Но крови вроде не видно, если только большая шишка.

— Убери руки. — На этот раз она ухватила его за запястья, попыталась отвести ладони от лица. — Лакшин! Ну что ты как маленький?

Он поддался, убрал руки, даже немного наклонился вперёд, прикрыл глаза, а Даша потянулась вверх.

Ужасного или хотя бы малость впечатляющего она не увидела: просто не слишком яркая красная полоска поперёк лба, начинающаяся от левой брови.

— Ничего, — констатировала бодро. — Ни шишки, ни синяка, ни царапины. Только немного покраснело, но это быстро проходит.

— Точно? — переспросил Лакшин с интонациями, которые, как ни странно, выражали вовсе не недоверие, а, скорее, разочарование в столь скромных последствиях. Или Даше показалось?

Она осторожно дотронулась до Лакшинского лба, провела подушечками пальцев вдоль брови. Исключительно желая убедиться, что в действительности не только ничего не видно, но даже ничего не чувствуется. Подтвердила уверенно:

— Точно. Совсем ничего. — Добавила иронично: — Не волнуйся, не пострадала твоя красота. — И опять провела пальцами, только уже в обратном направлении, прижав их немного плотнее.

Чуть неровная нежная кожа, разгорячённая от удара и, наверное, ещё из-за физкультуры, короткие мягкие волоски, от которых слегка щекотно. Взгляд сам собой скользнул вниз, по едва заметно подрагивающему веку, тёмным ресницам, щеке, губам.

Те шевельнулись, и тут же распахнулись глаза, совсем-совсем близко блеснули золотистые искры.

— Ты меня по имени назвала, — негромко, но значимо сообщил Лакшин.

Даша опустила руку, пожала плечами.

— Это просто от испуга. И чего тут особенного?

Может, Лакшин и объяснил бы про особенное, во всяком случае Даша подумала, будто он собирался что-то сказать. И она бы послушала — любопытно же. Но тут дверь резко распахнулась, и в тренерскую ввалился Николай Витальевич. Застыл, недоумённо приподняв брови, протянул:

— Та-ак! Я не понял. Что тут происходит? — он развёл руками, помотал головой. — Лакшин, ты вроде как за секундомером отправился, а не Чернавиной помогать.

— Он и не помогал, — вмешалась Даша. — Я его случайно… створкой…

— Створкой? — переспросил физрук и тут же назидательно воскликнул: — Ну правильно! Секундомер не на окне, а на столе лежит. Нечего лезть куда не надо. Вы же технику безопасности проходили? Вот! Не играй с огнём, не стой под стрелой, не мешай маме мыть раму, — выдал он патетичной скороговоркой, потом вздохнул и заботливо напомнил: — Если что, у нас аптечка есть. А в ней перекись, пластырь, бинт, нашатырь и валерьянка.

— Не надо аптечку, — возразила Даша. — Всё в порядке.

— Вот и отлично! — удовлетворённо заключил Николай Витальевич, подойдя к столу и забирая с него секундомер, скомандовал: — Лакшин, вперёд! Пока ещё жив. Стометровка сама себя не пробежит. А ждать до бесконечности мы тоже не можем. Пара не резиновая. Сами ныть начнёте, что у вас там ещё что-то дальше, что вы устали и хотите домой к бабушкиному борщу и котлетам.

Лакшин смиренно протопал к выходу, физрук за ним следом, только уже в дверях обернулся, кивнул Даше:

— А ты, Чернавина, мой, мой. Только с подоконника не свались.

— А с чего мне с него сваливаться? — удивилась она.

— Да кто тебя знает, — задумчиво произнёс Николай Витальевич, выходя из тренерской — От переизбытка чувств.

— Каких ещё чувств? — возмущённо выдохнула Даша, но дверь уже закрылась, и никто не ответил.

Да что ж такое? И почему всем вокруг жутко нравится делать самые нелепые выводы? Они, что, считают, если в непосредственной близости от Лакшина оказывается какая-нибудь девушка, её можно сразу автоматом вносить в список тающих и растекающихся в лужицу от его присутствия дурочек?

Он, конечно, привлекательный во многих отношениях — отрицать очевидное бессмысленно, — но у Даши между мозгом и телом контакт хорошо налажен, они не существуют отдельно друг от друга, не зависят целиком и полностью от очередного выброса гормонов. Влюбляться только потому, что Лакшин весь такой притягательный и харизматичный, она не собирается. У неё-то с головой всё в порядке, и с восприятием действительности тоже. Реалистка она. И окно быстро домыла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Даша даже тряпочки прополоскала, развесила сушиться на батарее, хотя отопление давно отключили, доложилась вовремя объявившейся молоденькой преподавательнице (той самой, которой Лакшин когда-то строил глазки в коридоре), что закончила, и отправилась домой. Она на эскалаторе спускалась, когда телефон зазвонил.

Господи! Опять он!

— Ты куда делась?

— Как куда? Домыла окно, пошла домой.

— И далеко уже ушла?

— Далеко. В метро уже. Не слышишь что ли? — У противоположной платформы загрохотал, отходя, состав. Даша переждала несколько секунд, доложила многозначительно, ощутив, как из тоннеля потянула ветром: — Сейчас и мой поезд подойдёт.

— Ну тогда ладно, — прилетело из мобильника великодушное: — поезжай.

И она не сдержалась: