Всё к лучшему

У них еще нет своей валюты, потому что как бы нет государства. В Косове ходит евро. Но вечером в центре Приштины они устроили грандиозный концерт местных певцов в присутствии своего премьера с тысячами молодых косоваров-албанцев. Над импровизированной эстрадой висел портрет какого-то человека и короткий лозунг. Я подумал, что этот лозунг – что-то в духе «мы победим» и весь большой концерт связан с какими-то национальными праздниками или юбилеем. Но оказалось, что все это довольно расслабленное и попсовое, почти народное гуляние было в честь албанского генерала, который находится под судом международного Гаагского трибунала за военные преступления против сербов, а лозунг провозглашает, что участники концерта «с ним».

Признаться, я и не знал, что в Гааге судят не только сербов.

Те, с кем я говорил (а там проблема с языками), совсем не собираются в Великую Албанию и хотят жить отдельно от «метрополии». Кто-то из грамотных привел мне аргумент сосуществования независимой Германии и Австрии. Мол, и там, и там, в сущности, немцы… Так и они видят себя вне Албании. Во всяком случае, пока.

Уехавших и сбежавших из Косова албанцев сегодня в три раза больше, чем тех, кто сегодня здесь живет. Они говорят о репрессиях со стороны сербов точно так же, как сербы – о них. Слишком свежи еще утраты и неприязнь. Но люди спешат по своим делам на улицах или играют в футбол, до слез болея за свою команду на огражденном поле близ нарисованного маслом большого стенда с портретами трех молодых людей в камуфляже. Погибших, как все они считают, за их независимость. Памятники таким погибшим, с цветами, разбросаны по всей территории края.

Я не сомневаюсь, что на севере, в районе Митровицы, где жили и живут сербы, есть разрушенные православные храмы. Не поехал туда, чтобы не влететь с камерой и туристической визой под арест и депортацию. Слишком много военных миротворцев вокруг, чтобы лезть в этническую зону без согласования.

А в самом центре Приштины стоит недостроенный большой православный собор, который уже никогда не достроят, потому как нет прихожан. И полицейские неподалеку, возможно, не случайно следят в округе за порядком.

Я видел людей, которые хотят мира и жить, не оглядываясь. И, собственно, уже живут. И строят кафе, мотели, торговые центры и свои бизнесы. Непонятно, на какие, но, скорее всего, «черные» деньги. Безработица большая, но и налогов почти нет. И напряженности на улицах тоже.

Они не сидят, как мне казалось до приезда сюда, в нищете и жалобах, на подачках международного сообщества, словно вечные палестинские беженцы.

И даже приглашают приехать специально в Косово, чтобы снять фильм о том, что здесь происходит, пообещав встречи и интервью с кем я захочу, не навязывая…

Я бы сделал, но кто возьмет? Без заказа сверху. Думаю, что без политики еще долго будет трудно рассказывать о тех, кто жил и живет на этой земле.

Без политики – их как бы и нет.

А они есть.

САЙГОН И ВЕСЬ МИР

(ВЬЕТНАМ, 2007)

Шесть дней, не считая долгой дороги в частном самолете, мы ели за одним столом и передвигались общей небольшой группой. Когда всех знакомили, ее представили как подбрюшье к банкиру. Типа, «и сопровождающие их лица».

Но затем я ни разу не слышал ее голоса. Вообще. Они даже друг с другом не разговаривали.

Остальные, собственно, тоже. Слушали, почти привстав, что говорит главный. О жизни, о мире, о Боге, о достоинстве и достоинствах.

В последний день, уже в Сайгоне, хотя он уже давно и называется Хо-Ши-Мином, возвращаясь из плутаний по городу, я вдруг увидел знакомую пару в большом фирменном магазине. Она буквально металась, сгребая на прилавок разную дребедень с пришитыми лейблами. Пачкой.

– Может, хватит, уже столько набрала, – заныл банкир. – Ну не стоит эта курточка-дождевик трехсот долларов…

– Ты не понимаешь, – прорезался наконец ее голос. – Это же Версачи. В Сайгоне все дешевле, – и добавила, глянув на меня, – чем в Италии.

Банкир тормознул взгляд на груде вещей, оцененных почти в четыре тысячи «зеленых».

– Все ты знаешь…

– Бл-дь, – вдруг сказал она, зацепившись ногтем еще за один ценник.

– Блядь, – доверительно наклонился ко мне банкир. И вытащил золотую кредитную карточку.

Я молча показал ему на вывеску массажного салона «Рай», прямо напротив магазина, и подумал: «Везде одно и то же. Только цены разные».

ШВЕЙЦАРСКОЕ ВРЕМЯ

(ТАИЛАНД, 2007)

– Вы непохожи на израильтянина, – шепнула она, заботливая. Я сидел на веранде гест-хауса в туристическом районе Бангкока, посасывал пиво и смотрел на проходящих мимо бездельников. Похожих на меня. Они шли к себе, куда-то, и тоже поглядывали по сторонам. Рассеянно и тускло. Как полумрак уходящего в ночь за развлечениями города. Развлечений было много, буквально на каждом шагу. И все они сводились к двум простым вещам: набраться пива и отлюбить по-быстрому. Как и везде. Только дома – после работы. В нагрузку. А здесь – нагулявшись по цветным улицам обкуренных благовонными палочками расслабленных храмов. Бог – это любовь. Но за деньги.